Блог клуба - Историко-литературный

Выйти в Средиземное море.

Еще осенью 1943 года в ходе Тегеранской конференции премьер-министр Англии У. Черчилль высказал идею о том, что России необходимо иметь выход к незамерзающим морям. Однако чем ближе была победа, тем кардинальнее менялись отношения внутри антигитлеровской коалиции. Поэтому советские предложения о пересмотре положений Конвенции о Черноморских проливах, подписанной на конференции в Монтрё (Швейцария) в 1936 году, в сторону усиления гарантий свободного прохода их кораблями ВМФ СССР и создании в районе проливов советской военно-морской базы (ВМБ), выдвинутые на Потсдамской конференции в июле 1945 года, были встречены союзниками как посягательство на независимость Турции и угроза американо-британским интересам в регионе. После этого 23 июля 1945г. на заседаний глав правительств США, Англии и СССР И.В. Сталин заявил: «Конвенция в Монтрё целиком направлена против России… Турции предоставляется право закрывать Проливы для нашего судоходства не только в том случае, если идет война, но и в том случае, когда Турции покажется, что существует угроза войны, причем вопрос о том, когда эта угроза возникнет, решает сама Турция… Выходит, что небольшое государство, поддерживаемое Англией, держит за горло большое государство и не дает ему прохода… Стоит вопрос о том, чтобы нашим кораблям была дана возможность свободного прохода из Черного моря и обратно. Но так как Турция слаба… то мы должны иметь какую-то гарантию, что эта свобода прохода будет обеспечена. Вы считаете, что военно-морская база в Проливах неприемлема. Хорошо, тогда дайте нам какую-либо другую базу, где русский флот… мог бы совместно со своими союзниками отстаивать права России….». Предложения советской делегации по итогам конференции коренным образом расходились с позициями английской и американской делегаций, по этому с идеей о советской базе в проливах пришлось расстаться. Опасения англичан и американцев по поводу того, что Военно-морской флот СССР может получить базу в Средиземном море, приводили к острым спорам и разногласиям с советской стороной в ходе решения, к примеру, вопросов о статуте порта Триест в Адриатическом море, об отношениях с франкистской Испанией в 1946 году, о судьбе итальянских колоний – Триполитании (Ливия), Эритреи.

Едва стихли залпы Второй мировой войны, западные страны стали обвинять СССР в агрессивных намерениях, он отказывается вывести свои войска из Ирана, расширил военное присутствие в Болгарии, угрожает режиму в Греции. США сразу направили в Восточное Средиземноморье отряд кораблей с линкором «Миссури». Для этого был придуман подходящий повод – возвращение на родину останков турецкого дипломата, скончавшегося в США в ноябре 1944г. Американский обозреватель Уолтер Липман заявил об истинных целях похода: «"Миссури", являющийся символом нашей мощи в Средиземном море, должен совершенно точно показать Москве, где мы определили внешние границы ее экспансии. Со времени высадки во Франции летом 1944г. легкие крейсера были самыми крупными американскими кораблями, заходившими в Средиземное море». Визит в Турцию кораблей США, которые встали на якорь в бухте Золотой Рог пролива Босфор, в расстоянии менее одного суточного перехода от берегов СССР, был негативно встречен в Советском Союзе и классифицирован как агрессия против его народа. Данный демонстративный поход положил начало постоянному базированию ВМС США в Средиземном море. Эту задачу стали решать авианосцы, и первым американским авианосцем в Средиземном море стал «Ф.Д.Рузвельт», находившийся в регионе с 8 августа по 4 октября 1946г. Поход авианосца имел большое международное и военно-политичесекое значение. Пресса освещала его как проведение визитов доброй воли в некоторые страны с приглашением тысяч посетителей. Действия западных флотов советские военные отслеживали как могли, но возможности как то реально влиять на их действия у нас не было.

Видимо по этому 23 октября 1946г. И.В.Сталин, отвечая на вопрос президента американского агентства "Юнайтед Пресс" Хью Бейли о том, «Каково отношение Правительства СССР к присутствию американских военных судов в Средиземном море?», ответил: «Безразличное». Противопоставить американцам там было нечего, и они продолжали хозяйничать в Средиземном море. В 1947г. авианосец «Д.Ф.Рузвельт», прибыв с «визитом» в Пирей, своим присутствием оказал поддержку греческим монархо-фашистам. В 1948г. 6-й флот оказал давление на проведение парламентских выборов в Италии, где были сильны позиции коммунистической партии, и направил их в выгодное для США русло.

Тем не менее ситуация в мире менялась вопреки желаниям западных стран. Развернувшаяся в годы войны национально-освободительная борьба народов в послевоенный период привела к распаду колониальной системы империализма и образованию новых государств. Район Средиземноморья не стал исключением, уже в 1943г. была провозглашена независимость Сирии и Ливана. В 1951г. добилась независимости Ливия. В результате июльской революции 1952г. от полуколониальной зависимости освободился Египет. В 1956г. стали независимыми Марокко и Тунис, а в 1962г. – Алжир.

Советский торговый флот начинал налаживать экономическое сотрудничество со средиземноморскими странами. Уже в 1946г. Советский Союз вел торговлю с Югославией, Францией, Албанией. Вскоре были возобновлены прерванные войной торговые отношения с Египтом, Италией, Грецией, а с 1948г. – с Турцией. В 50-х годах установились экономические связи со всеми арабскими государствами Северной Африки и Ближнего востока, а затем – с Испанией, Кипром, Мальтой.

Тогда же эти воды увидали и советский военно-морской флаг. И пусть это были мимолетные эпизоды, но они были. В мае 1945г. из США через Средиземное море выполнили переход на Черноморский флот шесть полученных по ленд-лизу базовых тральщиков типа YMS, советские номера «Т-187» - «Т-192», в Севастополь прибыли 21 июля 1945г. Осенью 1945г. также перешли 10 полученных от Канады по ленд-лизу базовых тральщиков типа MMS, советские номера «Т-193» - «Т-202». Шесть шли из Галифакса, четыре из Ванкувера через Панамский канал. Все прибыли в Севастополь 7 февраля 1946г. Летом 1946г. совершали переход из Германии на Черное море 13 тральщиков типа "1935" («М-35») и вспомогательные суда полученные по репарациям. В Средиземном море они совершили заход на остров Мальта. Переход выполнялся двумя отрядами, в первом отряде 8 тральщиков: 4 типа "1935" советские номера «Т-912» – «Т-915», 4 типа "РТ" (из траулеров) «Т-925» - «Т-928», плавбаза «Терек» (Elbe) и военный транспорт «Лена» (Franz E. Schutte) 27 июля 1946г. прибыли в Севастополь; во втором 9 тральщиков типа "1935" «Т-916» – «Т-924» и плавбаза «Донец» (Hille) 2 августа 1946г. прибыли в Севастополь.

Кроме того, советские экипажи осуществляли перевод на Черное море часть боевых кораблей полученных по репарации из состава ВМС Италии. По решению Тройственной комиссии 1948г. СССР получил 33 корабля из состава итальянского флота, в том числе линкор «Джулио Чезаре», легкий крейсер «Эммануэле Фалиберто Дюка Д'Аоста», 2 эсминца, 3 миноносца, 2 ПЛ. 7 ТКА, 2 СКА, 3 десантные баржи, 4 водолея, 6 больших буксиров, учебный корабль и транспорт. Большинство боевых кораблей на Черное море переводили итальянские экипажи, советская сторона осуществляла их прием в Одессе, но доверия итальянским морякам не было, что доказали повреждение механизмов крейсера. По этому в 1949г. советские экипажи приняли и осуществили перебазирование из Средиземного на Черное море бывшие итальянские боевые корабли – линкор «Новороссийск» (Giulio Cesare), 2 субмарины «С-41» (Marea) и «С-42» (Nichelio), 2 десантных транспорта «ДК-75» (MZ-780) и «ДК-76» (MZ-781).

В начале 50-х годов советские транспортные суда провели операцию по эвакуации греческих партизан. СССР в ходе войны не имел возможности помогать греческому движению Сопротивления, в то время как англичане были там весьма активны. Советский Союз не возражал против вмешательства англичан в Греции в декабре 1944г., но британцы как могли, начали ограничивать деятельность групп Сопротивления левой ориентации и в то же время оказывали всестороннюю помощь правым группам. Уже после освобождения страны от немецко-фашистских оккупантов англичане пошли на военную интервенцию, чтобы подавить движение Сопротивления которое не желало идти их курсом. Все это привело к восстанию в августе 1946г. после того как правящий режим объявил вне закона левое движение Сопротивления. Борьба продолжалась до 1949 года, 19 сентября 1949г. Временное демократическое правительство Греции – левые партизаны – заявили о прекращении гражданской войны. И хотя Запад неоднократно утверждал, что партизан поддерживает и снабжает СССР, никакой помощи кроме моральной оказано не было. Уже после окончания гражданской войны афинскому правительству ни разу не удалось найти какие-либо материалы, подтверждающие помощь партизанам со стороны Советского Союза. СССР только однажды принял непосредственное участие в конфликте на его завершающем этапе. Об этом в нескольких словах упоминается в книге «Под флагом России. История зарождения и развития морского торгового флота» Москва «Согласие» 1995г. стр467.: «Из Греции советские транспортные суда эвакуировали греческих повстанцев, потерпевших поражение в ходе гражданской войны 1946-1949гг.» Пока другой информации об этом эпизоде обнаружить не удалось, ни когда это произошло, ни какие суда в этом участвовали.

Самая первая боевая операция в которой участвовали моряки ВМФ СССР в послевоенный период на Средиземноморском театре являлась секретной и касалась ликвидации морских мин в декабре 1948 года у берегов Албании. Материал о ней размещен на странице - Албанский «минный» кризис.



С черноморскими союзниками.

После окончания Второй Мировой войны Румыния и Болгария оказались под советским контролем. Естественно было сделано все, чтобы в странах власть контролировали коммунистические режимы подконтрольные Москве. Их вооруженные силы должны были действовать совместно с Советской Армией, это касалось и флота. СССР со своей стороны приложил немало усилий для укрепления их флотов и упрочнения связей между нашими моряками.

Советские моряки совместно с болгарскими и румынскими коллегами приняли участие в ликвидации минной опасности у берегов этих черноморских государств. С июня 1941г. по август 1944г. у западного побережья Черного моря от Босфора до Очакова было поставлено противоборствующими сторонами 7863 мины. Что не могло не создавать затруднений для судоходства. В связи с большим обьемом выполняемых минно-тральных работ, уже в сентябре 1944г. в Болгарском флоте был сформирован отряд траления из 4 переоборудованных в тральщики буксиров «Кирилл Попов», «Искр», «Христо Ботев» и «Цибыр», два последних в ноябре-декабре. Так как этого было явно недостаточно то командование Черноморским флотом направило для осуществления траления часть своих тральщиков. В середине сентября 1944г. болгарские тральщики обследовали фарватер от порта Бургас до мыса Эмине, а через несколько дней после этого 3 советских и 3 болгарских тральщика приступили к тралению акватории в районе порта Варна. В начале октября 1944г. группа болгарских и советских тральщиков приступила к разминированию порта Констанца, очистка фарватера заняла 20 дней. Работы были приостановлены с наступлением холодов и возобновились весной 1945г. На нескольких тральщиках бригады находились интернациональные экипажи, так на ТЩ «Пастер» служили болгары и русские, а на тральщике «Майкон» помимо русских и болгар были и румыны. Не менее активно шли работы по очистке Дуная который также был сильно заминирован, с 1941 по 1945г. воюющими сторонами была поставлена 3821 мина (Германия – 830, Румыния – 131, СССР – 183, США и Англия – 2677). Но в результате траления к апрелю 1945г. навигация на Дунае была открыта на протяжении около 1500 км., а к 1948г. Дунай был очищен от мин, советские корабли протралили реку до Вены уничтожив 459 донных неконтактных мин. В 1948 было закончено траление минных заграждений в территориальных водах Болгарии и Румынии. Тем не менее мины в море оставались, 18 мая 1949г. на плавающей мине подорвался теплоход «Серов». Для полной ликвидации источников минной опасности в 1950г. было начато дополнительное траление якорных мин специальными придонными и глубоководными тралами. Не были забыты и воды союзников. В 1951 году 4 тральщика 1-го Бургасского дивизиона «И.Борисов», «И.Рогов», «Т-51» и «Т-52» по просьбе правительства Болгарии вели траление в ее территориальных водах. Тралением руководили командир дивизиона капитан 3 ранга К.Г.Сосновский и минер старший лейтенант Б. М. Дробаха. Было вытралено и уничтожено 9 мин. Старший лейтенант Б.М.Дробаха лично уничтожил 6 мин. Две мины были разоружены и переданы болгарским морякам для военно-морского музея.

С 25 июня по 1 августа 1951 года тральщики «И.Борисов», «И.Рогов», «Т-51», «Т-52» проводили траление разомкнутым и акустическими тралами минного заграждения в районе Сулины. После траления район был открыт для плавания всех судов.

Командование ВМФ и ЧФ участвовало в деятельности по созданию военно-морских сил социалистических стран. После выхода из войны, боевые корабли ВМС Румынии и Болгарии были зачислены в советский Черноморский флот, часть из них была уведена в советские порты, но спустя короткое время они почти все, были возвращены. Помимо этого их флоты были пополнены советскими кораблями. Так после визита в августе 1948г. в Москву специальной болгарской делегации, была достигнута договоренность о помощи, которую СССР окажет болгарскому флоту. По нему уже в сентябре-октябре 1948г. в Варну прибыли первые 12 советских противолодочных катеров (по сведениям С.С.Бережного – 13 катеров: 2 пр.122а БО-101-«Артиллерист», БО-104-«Зенитчик», 6 типа ТД-200 – МО-471, МО-472, МО-473, МО-474, МО-549, МО-564 и 5 типа МО-IV – МО-129, МО-162, МО-210, МО-307, МО-320.) Кроме того, для подготовки на советские ВМБ направляются болгарские экипажи для ПЛ и ТКА. Ожидалось прибытие полка торпедоносной авиации. Чуть позже пришел в Варну и поднял болгарский флаг ЭМ «Железняков» использовавшийся до 1949г. как учебный корабль. Кроме того, флот пополнился еще двумя новыми рейдовыми тральщиками пр.253-Л.

В 1953 году торпедные катера Черноморского флота совершили штурманский поход от Батуми до Принцевых островов в Мраморном море. Это был один из первых походов кораблей Черноморского флота за пределы Черного моря в проливную зону тем более что иностранные корабли все чаще стали посещать Черноморские проливы. Так если турецкие проливы в 1950г. посетили 33 иностранных военных корабля водоизмещением 197800т., в 1951 – 49 кораблей водоизмещением 378800т., в 1952г. – 69 кораблей водоизмещением 587727т., а за семь месяцев 1953г. – 60 кораблей водоизмещением 300000т.

В октябре 1953 года состоялся первый послевоенный визит кораблей ЧФ. Отряд в составе крейсеров «Фрунзе», «Куйбышев» и четырех эсминцев «Беззаветный», «Безжалостный», «Бесстрашный» и «Безбоязненный» под флагом начальника штаба флота вице-адмирала В.А. Пархоменко посетил порты западных причерноморских стран - Румынии и Болгарии. Этот визит, говорится в очерках истории Черноморского флота, "способствовал укреплению дружбы между народами СССР, Болгарии и Румынии и показал возросшую выучку и организованность моряков-черноморцев". По замыслу командующего ЧФ адмирала С.Г.Горшкова отряд после нанесения визитов должен был пройти вдоль границ территориальных вод на визуальной видимости постов наблюдения и слежения ВМС Турции в пределах досягаемости орудий главного калибра крейсеров с целью демонстрации мощи флота. Затем прямо от Босфора отряд должен повернуть на курс 40° и, обозначая прорывавшуюся к побережью группировку сил противника, действовать по тактике флотов НАТО. Черноморский флот должен был в максимальной степени задействовать все силы разведки, обнаружить противника, разнородными силами флота нанести ряд последовательных ударов и разгромить прорывающуюся группировку.

В 1954 году командующий Черноморским флотом принял участие в визите правительственной делегации под руководством министра обороны СССР Маршала Советского Союза Н.А. Булганина в Румынию и Болгарию. В ходе переговоров согласовывались «мероприятия по совместным действиям флотов по защите завоеваний трудящихся братских республик».

С 15 мая по 24 июня 1954г. в соответствии с соглашением между правительствами СССР и США от 26 марта 1954г. Черноморский флот выполнил правительственное задание по возвращению американцам кораблей, полученных в годы войны по ленд-лизу. В турецкий порт Стамбул (рейд Мальтене) было переведено 38 кораблей – 12 ТКА, 6 больших и 20 малых охотников за подводными лодками. Перевод кораблей морем из Севастополя и Батуми осуществлялся буксировкой, 2-3 катера за каждым буксиром. Было совершено 5 походов и пройдено 3851 миля.

В мае 1955 года в Варшаве был официально оформлен военно-политический союз, получивший название "Организация Варшавского договора", на основании которого командование флотов СССР, Болгарии и Румынии начало выработку единой концепции по ведению возможных военных действий на Черном море.

23 июля 1955г. впервые отряды боевых кораблей Болгарии и Румынии посетили с официальными дружественными визитами советские порты. Они прибыли в Севастополь для участия в праздновании Дня Военно-Морского флота. Отрядом болгарских кораблей флагманом, которого был эсминец «Г.Димитров» командовал первый заместитель министра Народной Обороны НРБ генерал-полковник Иван Кинов, а румынских – командующий ВМС РНР контр-адмирал Николае Г.Михай.

В 1958г. с официальным визитом Албанию посетил болгарский эсминец «Г.Димитров» доставивший правительственную делегацию. Это был первый выход болгарского военного корабля в Средиземное море.





Сближение с Албанией и примирение с Югославией.

Осенью 1953г. Черноморский флот посетили руководители партии и правительства. Во время обмена мнениями на борту крейсера «Адмирал Нахимов» по поводу необходимости визитов наших кораблей в иностранные порты командующий ЧФ получил указания по подготовке кораблей к дальним походам в Средиземное море. Выход кораблей ЧФ в Средиземное море, отмечали московские "гости", должен подкрепить дипломатические усилия Советского Союза в некоторых странах Средиземноморского региона очевидной военно-морской силой.

28 мая 1954 г. вышел из Севастополя отряд кораблей Черноморского флота (ЧФ) в составе крейсера «Адмирал Нахимов» (к-1р. Л.Д.Чулков) и 2 ЭМ пр.30бис "Буйный" и "Беспокойный" под командованием командующего ЧФ адмирала С.Г.Горшкова с официальным визитом в Народную Республику Албания. Это был первый послевоенный поход советских кораблей в страны Средиземноморья. С проходом кораблями Черноморских проливов за ними активно и с достаточно близкого расстояния начали вести наблюдение корабли и самолеты ВМС США и других стран НАТО. 31 мая отряд прибыл в порт Дуррес. По воспоминаниям одного из участников похода, штурмана эсминца "Буйный" Захарова, их эсминец выполнил специальный поход за время нахождения в Албании для поиска маневренной базы для нашего флота. "В один из дней стоянки кораблей на рейде порта Дуррес на наш эсминец прибыли командующий флотом адмирал Горшков и министр обороны Албании генерал-полковник Бекир-Балуку. Мы подняли якорь и срочно вышли на юг во Влерский залив, где высокое начальство на торпедном катере обошло прекрасно расположенную естественную бухту. Влерский залив Адриатики действительно удобен для базирования кораблей, в свое время бухта использовалась итальянскими ВМС", - отмечает бывший штурман. В порту Дуррес наши корабли находились четыре дня, по приглашению правительства НРА делегация моряков прибыла в столицу – Тирану и там для них был дан прием в котором участвовал Энвер Ходжа. 4 июня корабли покинули Албанию. На обратном пути они выполняли не менее ответственную миссию. На борту крейсера следовали в Советский Союз лидер Албании Энвер Ходжи и сопровождавшие его лица. Тем не менее адмирал Горшков, проявляя большой интерес к изучению малознакомых для нашего флота районов плавания, провел отряд к греческому острову Крит и проследовал вдоль его берегов. С флагманского крейсера последовала команда штурманам и гидрографам изучать район. В Севастополь вернулись 6 июня.

В июле 1955г. поход в Албанию совершили два тральщика ЧФ под командованием командира бригады торпедных катеров капитана 2 ранга Попова, на борту была целая комиссия от всех родов войск. Пришли в порт Дуррес, в течение двух дней тралили подходы к порту.

В 1955г. учебный корабль «Нева» с курсантами высших военно-морских училищ совершил поход по Средиземному морю во время похода из Севастополя в Баренцево море вокруг Европы. Будущие морские офицеры получили на переходе отличную практику.

Отношения между СССР и Югославией, нарушенные в 1948-1949 годах, только в 1953-1954гг. начали постепенно налаживаться, чему способствовали взаимные визиты, в том числе и посещение Черноморского флота И.Б.Тито в 1956г. 13 октября 1956г. он вместе с советскими руководителями Н.С.Хрущевым, Г.М.Маленковым, Н.А.Булганиным наблюдали показательные стрельбы крылатой ракеты С-2 с мыса Фиолент. Пуск прошел успешно. Хрущев был доволен. Помирившись с Тито, он оказывал ему всяческие знаки внимания, в том числе и пригласил на особо секретные испытания. В тот период это была очень важная политическая акция, так как от позиции Югославии зависело многое в вопросах распространения влияния СССР в Средиземноморском регионе. Хрущев тогда много рассуждал о значении Средиземного моря для Советского Союза: «Если там будут наши базы, тогда вы, моряки, сумеете вместе с сухопутной армией и ВВС пройти через Босфор». А несколько раньше корабли ЧФ нанесли первый визит в Югославию, что тоже сближало наши страны.

В начале мая 1956г. командующий Черноморским флотом адмирал В.А.Касатонов получил информацию о том, что состоялось решение правительства об обмене визитами кораблей ВМФ СССР и флотов Югославии и Албании, причем руководить визитами предписывалось командующему Черноморским флотом. «Ты должен понять, насколько важен визит в Югославию и Албанию, сказал С.Г.Горшков (Главнокомандующий ВМФ СССР). – Налаживание отношений с Тито и Энвером Ходжей – дело государственное. Может быть, в дальнейшем это откроет совершенно новые возможности и для нашего флота». 28 мая отряд черноморских кораблей в составе крейсера «Михаил Кутузов» (к-2р. Г.Е.Голота) и 2 ЭМ пр. 30 бис «Безукоризненный» (к-2р. Л.П.Лысаков), «Бессменный» (к-3р. С.М.Савицкий) вышел из Севастополя. Отрядом командовал командующий ЧФ адмирал В.А.Касатонов, начальником его походного штаба был контр-адмирал А.В.Загребин, среди офицеров были командующий эскадрой – вице-адмирал П.В.Уваров, флагманский штурман флота капитан 1 ранга А.Н.Мотрохов. 31 мая пришли к югославскому порту Сплит. Командующий отправился в Белград, он был первым из высших советских военачальников который посетил СФРЮ. Беседы касались и возможности базирования сил советского флота, югославы обещали подумать. 4 июня вышли из Сплита и пошли в Албанию. «Для баланса», - как пояснил советский посол Н.П. Фирюбин. Через 16 часов достигли албанских берегов. 4-12 июня 1956 г. советские корабли вновь находились в албанском порту Дуррес с официальным визитом. За время визита командующий на катере совместно с А.В.Загребиным и А.Н.Мотроховым обошли бухту Дуррес, и лучшим местом для базирования ПЛ признали залив Влера, расположенном у пролива Онтарио. Свои соображения командующий по приходе в Севастополь доложил С.Г.Горшкову.

В декабре 1956г. из состава вспомогательных сил Черноморского флота в Албанию был переведен отряд судов: танкер «Линда», землеснаряд «Землесос-7» производительностью 1200 кубов, морской буксир 500л.с., наливная баржа и водолазный бот. Старшим на переходе был капитан 1 ранга П.А.Керенский. Процесс передачи занял месяц, албанцев пришлось сначала обучать работе с механизмами, кроме того на судах остались наши специалисты во главе с капитанами еще на год по двустороннему договору. Платили нашим специалистам хорошо, так капитан землесоса Покрышев получал зарплату больше, чем любой албанский министр. Базировались суда в бухте на о.Созан. После передачи судов личный состав их был перевезен в Севастополь на тральщике, специально прибывшим для этого.

Журнал "Судостроение" № 6 (ноябрь-декабрь) 2006 г. опубликовал статью М. В. Котова Трофейные корабли в составе Балтийского флота после Великой Отечественной войны. Привожу краткое изложение этой статьи.

Победа Советского Союза в Великой Отечественной войне была достигнута дорогой ценой. В ходе боевых действий Военно-Морской Флот СССР потерял 34% надводных кораблей, 39% подводных лодок (ПЛ), 27% боевых катеров. При этом около половины потерь пришлось на долю Краснознаменного Балтийского флота (КБФ). Тяжелые повреждения получил линкор "Марат", погибли 17 эсминцев, 8 сторожевых кораблей, 47 подводных лодок, 59 тральщиков, 145 боевых катеров. Балтийский флот вышел из войны ослабленным, особенно по ПЛ и крупным надводным кораблям, строительство которых требовало значительных затрат времени и материальных ресурсов. Между тем, состояние промышленности не позволяло рассчитывать на вступление в строй новых кораблей раньше конца 40-х - начала 50-х годов.


В этих условиях определенные перспективы быстрого восполнения боевых потерь открывало использование трофейных кораблей. В результате раздела бывшего германского флота, состоявшегося в октябре 1945 года, Советскому Союзу досталось 155 боевых кораблей, в том числе легкий крейсер, 4 эсминца, 6 миноносцев, 10 ПЛ, 44 тральщика, 4 прорывателя минных заграждений, сторожевой корабль, многочисленные малые корабли и катера. Большинство кораблей, подлежащих передаче СССР, находилось в западной зоне оккупации. Их приемкой и переводом в Советский Союз руководил командующий Кронштадтским морским оборонительным районом контр-адмирал Ю. Ф. Ралль. Передача крупных кораблей состоялась в Вильгельмсхафене. Их перевод в Либаву завершился 6 февраля 1946 г. После прибытия в Советский Союз большая часть кораблей, в том числе крейсер, все эсминцы, миноносцы, ПЛ и 30 тральщиков были включены в состав КБФ.

Самым крупным трофейным кораблем КБФ стал легкий крейсер "Нюрнберг" ("Nurnberg"), построенный в 1935 г. При полном водоизмещении почти 9000 т корабль был вооружен 150-мм орудиями главного калибра в трех 3-орудийных башнях, восемью универсальными 88-мм орудиями в спаренных установках и многочисленной малокалиберной зенитной артиллерией. Торпедное вооружение состояло из двух трехтрубных 533-мм торпедных аппаратов. По своим тактико-техническим элементам "Нюрнберг" несколько уступал отечественным крейсерам пр. 26 бис, однако являлся достаточно современным боевым кораблем.

"Нюрнберг" был зачислен в состав ВМФ СССР 5 ноября 1945 г. под наименованием "Адмирал Макаров". 2 января 1946 г. на крейсере был поднят советский Военно-морской флаг. Детальное обследование корабля, проведенное специальной комиссией вскоре после прибытия в СССР, показало, что по своему техническому состоянию он требует среднего ремонта, а по состоянию вооружения - капитального. Модернизация крейсера "Адмирал Макаров" выполнялась в ходе ежегодных ремонтов. В 1949 г. ЦКБ-17 разработало технический проект модернизации корабля, а предусмотренные им работы были выполнены в ходе текущих ремонтов 1951 и 1952 годов на заводе № 890 (г. Таллин).

Интенсивность эксплуатации крейсера после ремонтов несколько повысилась. Он проходил по 5-6 тыс. миль ежегодно, полностью отрабатывая курс боевой подготовки. К середине 50-х годов отечественный флот пополнился новыми крейсерами пр. 68К и 68 бис, и в 1957 году "Адмирал Макаров" был переклассифицирован в учебный крейсер. Обеспечивая практику курсантов, он совершил несколько дальних походов, побывал на Северном флоте и прошел почти 12 тыс. миль. Однако на этом ресурс главных механизмов корабля был полностью исчерпан, а тратить средства на его восстановление не имело смысла. В феврале 1959 г. корабль был исключен из списков флота.

Появление в составе КБФ бывших германских эсминцев и миноносцев позволило увеличить численность кораблей этого класса почти вдвое. В 1946-1948 гг. трофейные корабли составляли более 40% всех советских эсминцев на Балтике. Несмотря на то, что все трофейные эсминцы прибыли в СССР своим ходом, их техническое состояние было плохим. Объем необходимого ремонта "Прыткого" (Z-14), "Пылкого" (Z-15) и "Проворного" (Z-33) по электромеханической части приближался к капитальному. "Порывистый" (Т-17) и "Подвижный" (Т-12) требовали среднего ремонта и полной замены артиллерийского вооружения. Построенные еще до первой мировой войны "Прозорливый" (Т-158), "Поражающий" (Т-107) и "Пронзительный" (Т-196) были устаревшими и предельно изношенными. Ремонт трофейных эсминцев, как правило, совмещался с их модернизацией.

Вступление в строй в 1948- 1950 гг. первых эсминцев послевоенной постройки позволило вывести из боевого состава наиболее изношенные трофейные корабли: "Пылкий", "Прозорливый", "Поражающий", "Пронзительный", "Порывистый". В 1952 г. был списан "Прыткий". Остальные оставались в строю до конца 1954 года, после чего несколько лет использовались в качестве вспомогательных судов и плавучих средств. Среди трофейных эсминцев заметно выделялся новейший корабль Z-33, построенный в 1943 году с учетом последних достижений германской промышленности. Он имел небывало мощное для своего класса вооружение - пять 150-мм орудий и два четырехтрубных 533-мм торпедных аппарата. В отечественном флоте Z-33 получил наименование "Проворный", был зачислен в класс лидеров и вошел в состав 4-го (Юго-Балтийского) ВМФ.

К сожалению, этот корабль достался СССР в аварийном состоянии. В конце войны в результате посадки на мель он потерял левый винт с концом гребного вала, нарушилась центровка валопровода. Капитальный ремонт главной энергетической установки проводился на судоверфи "Нептун" в Ростоке. В ноябре 1954 г. "Проворный" был переклассифицирован в учебный эсминец, а в 1958 года - в плавказарму. Летом 1961 года он был потоплен у мыса Песчаный в Финском заливе в ходе ракетных стрельб.

Опасаясь значительного усиления советского ВМФ и угрозы с его стороны своим океанским коммуникациям, Англия и США настояли на разделе только 30 ПЛ и затоплении остальных в открытом море. Советский Союз получил 10 ПЛ: пять больших, четыре средних и одну малую. До 1949 г. они носили литерное обозначение "Н", а потом в соответствии с подклассом - "Б", "С", "М". В число трофейных ПЛ входили новейшие лодки XXI и XXIII серий, с помощью которых германское командование надеялось в конце войны переломить ход битвы за Атлантику в свою пользу.

Техническое состояние трофейных ПЛ было весьма запущенным. В первые годы после включения в состав советского ВМФ трофейные ПЛ прошли средний ремонт на заводах Финляндии в счет репарационных платежей. До начала 50-х годов трофейные ПЛ составляли более четверти советских подводных сил на Балтике. Особенно большое значение имели четыре лодки XXI серии. До вступления в строй ПЛ пр. 613 они являлись наиболее совершенными советскими ПЛ, составляя при этом две трети больших ПЛ 4-го ВМФ. Трофейные лодки были выведены из боевого состава в 1955 году, однако некоторые из них сохранились значительно дольше.

Бывшие немецкие тральщики типа М-40 после включения в состав КБФ приняли активное участие в послевоенном боевом тралении и использовались по назначению до начала 60-х годов. В первые послевоенные годы трофейные тральщики составляли на Балтике около 20% кораблей этого класса. В состав минно-тральных сил входили также бывшие немецкие прорыватели минных заграждений "Вологда", "Кемь", "Кулой" и "Кушка". Последний после капитального ремонта в ГДР эксплуатировался до 1974 года, потом использовался в качестве плавказармы и был разобран на металл только в 1985 году.

В целом, эксплуатация трофейных кораблей была связана со значительными трудностями. Однако сложная международная обстановка, связанная с началом "холодной войны", заставляла поддерживать в строю максимально возможное количество кораблей, порой не считаясь с затратами. Необходимо признать, что свою роль в усилении Балтийского флота трофейные корабли выполнили, представляя собой заметную его часть в первое послевоенное десятилетие.

Обратите внимание: во всех материалах сайта даты, названия географических пунктов и организаций приводятся так, как это было принято во время описываемых событий.

Ваши критические замечания, отзывы и предложения с благодарностью принимаются по электронной почте. Содержательное письмо с предложениями или конструктивной критикой будет вознаграждено прекрасным рассказом из истории флота.

Таллин


После вхождения Эстонии в 1940 г. в Советский Союз, или ее оккупации Красной Армией, тут уж кому как нравится, Таллин стал главной военно-морской базой Балтийского флота. Здесь находились основные запасы флотского имущества, склады боеприпасов, многочисленные доки и оборудованные стоянки для кораблей. На узких средневековых улочках древнего города расположились многочисленные тыловые учреждения и службы.

К июню 1941 г. противовоздушную оборону города осуществляли два полка зенитной артиллерии. 3-й ЗенАП под командованием капитана Н. И. Полунина состоял из трех дивизионов, в которых были девять батарей 76-мм орудий и одна батарея 37-мм автоматов. В 4-й ЗенАП майора Н. Ф. Рыженко также входили три дивизиона того же состава. Наблюдение за воздухом осуществляли 42 поста ВНОС, объединенные в три роты. Посты располагались в две линии к юго-западу, югу и юго-востоку от Таллина. Кроме того, в районе эстонской столицы находился 27-й отдельный батальон ВНОС Прибалтийского военного округа, имевший в своем составе четыре роты. Самые дальние посты находились в 60 км от города.

Все это обеспечивало надежное обнаружение самолетов за 8-10 минут до их появления над Таллином, за исключением северного направления. Считалось, что этого времени вполне достаточно для приведения в боевую готовность истребителей и зениток, а также для оповещения частей Балтфлота.

Еще весной 1941 г. на базу в Таллине, считавшуюся стратегическим объектом, доставили первую РЛС типа РУС-1, которая, правда, была еще весьма несовершенной. Ее установили на островке Аэгна, расположенном в 20 км севернее Таллина, для наблюдения за морским пространством. В середине июня подвезли более новую РУС-2, и, хотя осваивать ее пришлось уже в ходе начавшейся войны, круговой радиус обнаружения целей увеличился до 100–120 км. Для наблюдения за воздухом с моря была сформирована так называемая флотилия ВНОС. Она состояла из 10 вспомогательных судов, укомплектованных радиостанциями и двумя специалистами-разведчиками. Одновременно в дозоре в секторе остров Аэгна – южная часть острова Найсаар (Нарген) находились три корабля.

Кроме зенитчиков, в систему ПВО главной базы флота входил 13-й ИАП ВВС КБФ, вооруженный истребителями И-16 и И-153 «Чайка». Он базировался на аэродроме около местечка Юлемисте (Лакаборг), расположенного на берегу одноименного озера, примыкавшего к южным и юго-восточным окраинам Таллина.

Начало войны в главной базе Балтфлота прошло относительно спокойно. Мирную обстановку слегка нарушил лишь одиночный самолет-разведчик, пролетевший над городом и портом на большой высоте. Подобные полеты повторились и в последующие дни. Летчики 13-го ИАП неоднократно вылетали на перехват, однако подняться на 5000–7000 метров, а именно на такой высоте, по их утверждению, летали немцы, истребители не могли. Увиденных «призраков» летчики опознали как «Мессершмитты-110».

1 июля для усиления противовоздушной обороны в Таллин с островов Суур и Пакри был передислоцирован 202-й зенитный дивизион капитана А. А. Черного. Его орудия и поставили на защиту аэродрома флотской авиации Юлемисте. Там же расположилась и батарея зенитных автоматов лейтенанта П. Ф. Наумова.

Работа постов ВНОС в Эстонии осложнялась работой местных повстанцев из «кайтселийта». Они выводили из строя полевую радиосвязь и провода, убивали бойцов-наблюдателей. Тем не менее до середины июля обстановка в районе Таллина была довольно

Цель - корабли. Противостояние Люфтваффе и советского Балтийского флота

спокойной, хотя все знали, что фронт стремительно приближается. Напряжение ощущалось только в порту. С началом войны объемы перевозок значительно возросли, потом появились сообщения о первых погибших кораблях и транспортах, в основном от взрывов на минах.

Спокойствие закончилось на рассвете 14 июля. Восемнадцать.11-88А и Bf-110 атаковали аэродром Юлемисте. Сначала на взлетную полосу посыпались бомбы, а затем «Мессершмитты» с малой высоты обстреляли самолеты и аэродромные сооружения. На следующий день налет повторился, причем на сей раз летчики 13-го ИАП заявили сразу о якобы семи сбитых бомбардировщиках.

2 августа Люфтваффе совершили первый налет непосредственно на сам Таллин. В это время в воздухе патрулировала пара «Чаек» (ведущий лейтенант А. В. Мурашев). Кроме того, после сообщения о приближении немецких самолетов в воздух поднялись еще 16 истребителей. Согласно донесению капитана Блинова, его группа И-153 «разогнала» звено «Юнкерсов», выпустив по ним неуправляемые реактивные снаряды РС-82,[10] после чего совместно с пилотами И-16 сбила три бомбардировщика.

На следующий день двадцать. u-88 совершили второй налет на Таллин. Правда, сам город немцы не бомбили, чтобы не разрушить памятники средневековой архитектуры и не вызвать негативной реакции по отношению к себе со стороны эстонцев, бомбы сбрасывались только на позиции зенитной артиллерии, военные объекты и порт.

К концу августа 1941 г. положение на Северном и Северо-Западном фронтах было катастрофическим для Красной Армии. Линии фронта практически не существовало, и остатки войск продолжали стремительно отходить на север и северо-восток. Одни в Эстонию, а другие – к Ленинграду и Новгороду. Лишь местами оказывалось кое-какое сопротивление. В итоге уже к 10 августа дивизии Вермахта вышли на подступы к Таллину. В командование сухопутной обороной города вступил начальник ПВО Балтфлота генерал-майор береговой службы Г. С. Зашихин. Расчеты 76-мм и 85-мм зениток получили приказ в случае необходимости вести огонь прямой наводкой. С воздуха к защите базы подключился 71-й ИАП ВВС КБФ.

Цель - корабли. Противостояние Люфтваффе и советского Балтийского флота

В самом неблагоприятном положении при этом оказался Балтийский флот. Стремительно потеряв многочисленные базы на побережье Прибалтики, корабли, вспомогательные суда и тыловые службы в беспорядке отступали к эстонской столице. Только в последний момент благодаря отчаянному сопротивлению бригад морской пехоты, стрельбе крейсеров и эсминцев, а также импровизированным укреплениям удалось остановить противника на подступах к городу. Однако ситуация была критической. Подтянув артиллерию и авиацию, немцы стали планомерно теснить русских к морю. Бомбардировщики время от времени совершали налеты на порт и рейд, где наблюдалось целое скопище кораблей.

14 августа оборона Таллина была возложена на Военный Совет КБФ, который возглавляли вице-адмирал В. Ф. Трибуц и его заместитель по сухопутной обороне командир 10-го стрелкового корпуса генерал-майор И. Ф. Николаев. Они пытались укрепить оборону, но все прекрасно понимали, что нет никакого смысла оборонять город, в то время как немцы уже вышли на подступы к Ленинграду. Оставалось только одно – спешно готовить эвакуацию.

Тем временем налеты продолжались. Так, 15 августа 18 бомбардировщиков нанесли удар по 3-й батарее 14-го зенитного дивизиона капитана И. П. Третьиченко. Десятки бомб разных калибров разорвались на позициях. После этого в течение трех-четырех часов зенитчики приводили батарею в порядок, оказывали помощь раненым и хоронили убитых.

Поскольку железная дорога Таллин – Ленинград была перерезана еще в конце июля, связь с главной базой Балтфлота осуществлялась только по морю. Конвои и одиночные суда, обходя минные поля и подвергаясь атакам авиации, подвозили боеприпасы, эвакуировали раненых и беженцев.

15 августа из Кронштадта в Таллин следовал конвой. В районе бухты Хара-Лахт он подвергся нападению немецких самолетов. Грузовой пароход «Кретинга» тоннажем 542 брт, уклоняясь от бомб, свернул с протраленной полосы и сразу же подорвался на мине и потонул. В данном случае пилоты Люфтваффе фактически потопили корабль, даже не попав в него!

20 августа в составе конвоя из Таллина в Ленинград шел грузопассажирский теплоход «Сибирь» тоннажем 3767 тонн, имевший на борту 890 раненых бойцов и 410 человек гражданского населения. Выход конвоя был зафиксирован самолетами-разведчиками, и вскоре его начала атаковать авиация. В районе острова Родшер «Сибирь» получила прямое попадание. Бомба попала в машинное отделение, в результате чего возник сильный пожар. С помощью кораблей охранения удалось снять с горящего теплохода и высадить на остров Гогланд (Сур-Сари) примерно 900 человек, в том числе 690 раненых. Остальные 209 человек погибли. После этого спасательное судно «Сигнал» повело поврежденное судно, имевший крен 30°, в Кронштадт. Однако после нового налета «Сибирь» все же затонула.

21 августа погиб грузовой пароход «Леени» тоннажем 1842 брт. Идя из Таллина в Кронштадт, в районе мыса Юминда он подвергся атаке бомбардировщиков, начал маневр уклонения и, как и «Кре-тинга» пятью днями ранее, наскочил на мину. Вместе с судном на дно ушли почти 3000 тонн различных грузов.

Утром 24 августа из Таллина в Кронштадт вышел конвой в составе санитарного транспорта «Андрей Жданов» (на его борту были 700 раненых), парохода «Аэгна», поврежденного эсминца «Энгельс», танкера № 11 и еще трех судов под охраной шести тральщиков и одного катера «МО». В районе мыса Юминда конвой сначала подвергся артиллерийскому обстрелу с берега, а затем его многократно атаковали немецкие самолеты. В 14.40 группе «Юнкерсов» удалось добиться двух прямых попаданий в транспорт «Эстиранд», на борту которого находились мобилизованные эстонцы. Поврежденный пароход отвернул от конвоя и выбросился на мель у острова Кери. Благо мелей в Финском заливе хватало, труднее было как раз найти глубоководный фарватер. Но неприятности на этом не закончились. В 17.05 «Энгельс» подорвался на мине и через 45 минут затонул. Это был уже седьмой эсминец, потерянный Балтийским флотом за два месяца войны.

Самолеты Люфтваффе продолжали регулярно появляться над конвоем, причем каждый раз звеньями по четыре бомбардировщика. Тральщики и «морской охотник» вели заградительный огонь, но скорострельность 45-мм пушек оставляла желать лучшего. Редкие одиночные разрывы не могли испугать пилотов. В 18.07 две бомбы взорвались на корме танкера № 11. Его танки были пусты, что и позволило избежать немедленной гибели. Тральщик «Ударник» и пароход «Аэгна» сняли с судна всю команду и несколько сотен пассажиров и продолжили путь на восток. Танкер же продолжал медленно тонуть и в 19.40 по московскому времени ушел под воду.

В ночь на 25 августа в Кронштадт вышел еще один конвой, включавший пять транспортов, четыре тральщика, сторожевые корабли «Ижорец» и «Чапаев» и четыре катера «МО». Самым крупным судном был пароход «Даугава», на борту которого находились 506 раненых солдат. Все утро и первую половину следующего дня тихоходные суда в основном боролись с бесконечными минными полями, выставленными германскими и финскими кораблями. После обеда в небе, как всегда, появились и самолеты.

Пилоты Люфтваффе всегда выбирали корабли покрупнее и потому и нацелились на «Даугаву». В ходе первого налета осколки бомб, разорвавшихся вблизи от бортов, повредили главную магистраль паропровода, и судно на время лишилось хода. После устранения аварии транспорт двинулся дальше. Бойцы, находившиеся на палубах, молились, чтобы поскорее снова наступила темнота или пошел дождь. Но как назло август на Балтике выдался жарким и солнечным. Сам Финский залив навевал неприятные ассоциации. Повсюду плавали обломки, мазутные пятна, глушеная рыба, время от времени попадались обломки судов и спасательные круги.

Вскоре налеты возобновились. И снова главный удар наносился по «Даугаве». Вокруг бортов парохода поднимались огромные столбы воды, валя его с борта на борт, осколки со звоном пробивали палубы и надстройки. Взрывной волной снесло за борт 50 человек, срезало правое крыло мостика, разбило все шлюпки, повредило мачты и покоробило дымовую трубу. От динамического удара вышли из строя машины, и пароход уже окончательно потерял ход. Тогда «Даугаву» взяли на буксир тральщики ТЩ-44 и ТЩ-47, которые к утру 26 августа довели ее до острова Сууркюля. Затем поврежденный пароход был отбуксирован в Кронштадт.

Между тем обстановка в самом Таллине ухудшалась с каждым днем. 20 августа немецкие танки и мотопехота вышли к главному рубежу обороны города, и корабли Балтфлота начали вести огонь по наступающим. Первым в 20.25 22 августа из своих 180-мм орудий открыл огонь легкий крейсер «Киров». На прямую наводку на рубеже обороны поставили 64 зенитки среднего и 12 малого калибра, а также счетверенные «Максимы».

23 августа над Таллином впервые был подбит немецкий самолет-разведчик. Пилот сумел совершить вынужденную посадку на остров Прангли, в 48 км северо-восточнее Таллина, где его экипаж и попал в плен. На эту победу претендовали зенитчики легкого крейсера «Киров». Однако этот успех уже никого не воодушевлял. Каждый день по расписанию рейд и порт, где скопилось свыше двухсот кораблей всех типов, атаковали мелкие группы бомбардировщиков. Главным образом это были Ju-87R и Ju-88A из KG77.

При каждом налете катера «МО» сразу ставили дымовую завесу, а зенитчики многочисленных кораблей вели заградительный огонь. Начальник штаба КБФ контр-адмирал Ю. А. Пантелеев затем вспоминал: «Ксожалению, зенитные пушки на эсминцах и лидерах с низким потолком и малой скорострельностью... В лучшем положении крейсер „Киров“, у него кроме зенитных орудий есть еще зенитные автоматы, а также современные приборы управления огнем». Однако бешеная стрельба, создававшая над гаванью десятки и сотни разрывов, все же затрудняла прицельное бомбометание.

К 25 августа немцы подтянули к Таллину дальнобойную артиллерию. В связи с усилением артиллерийских обстрелов и налетов корабли были вынуждены сниматься с якорей и под прикрытием дымовых завес на малых ходах маневрировать в тесной гавани. При этом «Кирову» для этого был придан специальный буксир.

В течение этого дня крейсер семь раз подвергался ударам авиации, но ни одна из 55 сброшенных бомб так и не попала в него. Однако в его корму угодил 152-мм артиллерийский снаряд. В палубе образовалась пробоина площадью 1,5 кв. м, были повреждены трубопроводы забортной воды и отопления, возник пожар в кубрике № 12, на юте загорелись шесть больших глубинных бомб. Были убиты 9 моряков и еще 30 ранены.

26 августа налеты на корабли продолжились. В 06.38 фугасная бомба SC50[11] попала в эсминец «Славный». Взорвавшись при ударе о щитовое покрытие кормового орудия главного калибра, она засыпала все вокруг осколками. Еще четыре бомбы рванули под водой в 5-10 метрах от правого борта эсминца, подняв тонны воды и ила. Водяные столбы с грохотом обрушились на борт, залив через дымовые трубы топки котлов № 3 и № 4 и машинное отделение. Находившиеся там матросы решили, что эсминец тонет, и в панике ринулись на верхнюю палубу, давя друг друга.

В 09.50 самолеты Люфтваффе снова появились над рейдом, сбросив еще 24 фугасные бомбы. Затем в период с 16.30 до 18.12 немцы произвели еще три налета на русские корабли, сбросив около 100 бомб. Одна осколочная бомба SD10 попала в кормовую часть лидера «Минск» и разорвалась на палубе, но не пробила ее, а только повредила настил. Осколками был ранен один из матросов и разбит прицел 45-мм зенитного орудия. Возник пожар, который вскоре был потушен.

Ближе к вечеру немецкие пилоты, изрядно поупражнявшись, наконец добились крупного успеха. Они потопили в бухте Копли-Лахт грузовой пароход «Луначарский» тоннажем 3618 брт, стоявший там в ожидании погрузки эвакуируемых.

На следующий день авиацией был потоплен плавучий док и разрушены склады в торговом порту Таллина. 831-я зенитная батарея лейтенанта А. Д. Давыдова вела огонь прямо с пирса, при этом бойцы в горячке боя заявили, что сбили торпедоносец, якобы заходивший для атаки! В то время как таковых в составе Люфтваффе на Балтике просто не было.

По неуспеваемости у Баббита были отчислены В.Баранов, В.Щербина, А.Терехов, хорошие ребята, которые потом вернулись в училище и доучились курсом младше.
Всё равно уважения и любви Лотакову после этого не прибавилось.
Техническую термодинамику в училище преподавал Калинченко А.Г.
Предмет нужный, но он так занудно нам всё преподносил, к тому же имел плохую дикцию и мы не испытывали особого желания прилежно учить термодинамику.
Преподавателю дали кличку Моль и нам также было неизвестно её происхождение.
Паровые машины и турбины преподавал Щебанов В.А, человек влюблённый в эти предметы, но мы понимали, что в дальнейшей своей работе не будем уже работать на судах с такими силовыми установками. Поэтому этот предмет никто не учил, как следует, кроме нескольких наших зубрил, и иметь тройку в зачёте считалось высшим классом.
Преподаватель имел кличку Муля и тоже переданную нам по наследству.
Теорию устройства корабля преподавал Ярошенко В.М - знающий и хорошо дающий свой предмет преподаватель. Он так виртуозно вертелся у доски, что курсанты прозвали его Балериной.


НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА СИНИЦИН ПРИНИМАЕТ ДОКЛАД
Элементы высшей математики нам преподавал начальник училища Синицын В.Г,
по прозвищу Сом, огромный, добродушный, с пышными усами, говорил всегда громким голосом.
Он был довольно глуховат, чем мы иногда, мерзавцы, пользовались и мололи всякую чепуху, когда отвечали по его предмету.
При Синицыне над зданием мореходки была воздвигнута астрономическая обсерватория, которую курировал фанат своего предмета Георго-Копулос.
Его обожали курсанты судоводители, и он им действительно дал крепкие знания по астрономии.
Остальные преподаватели тоже выполняли свою миссию и хотя предметы были важными, нужными, но вот сами люди, дающие нам эти знания, мне ничем особенным не запомнились.

ПЛАВАТЕЛЬСКАЯ ПРАКТИКА.

Первая производственная практику мы проходили на учебном судне «Метеор», который принадлежал училищу, на Чёрном море.
Это был небольшой кораблик, типа «Логгер» с маломощным двигателем, а в трюмах были оборудованы кубрики для курсантов, с подвесными койками и столом с лавками для трапезы.
Первый раз мы покидали берег, Землю, мы становились моряками и нас звали черноморские порты и неизведанные края.


М Е Т Е О Р

Капитаном корабля был бывший моряк, который был списан из большого флота по состоянию здоровья (он хромал и довольно прилично на одну ногу), но как капитан учебного судна видимо отвечал остальным требованиям. Кличка у нег была: Гуляй - нога.
Были ещё члены экипажа: стармех, боцман, старпом, но они мне не запомнились.
Нас поселили в двух кубриках - носовом и кормовом. В носовом проживала небольшая часть нашей группы, а остальные жили в кормовом кубрике.
Условия быта были спартанские - 2-х ярусные койки, общий стол и общий гальюн в кормовой части судна. Мы посещали черноморские порты: Ялту, Сухуми, Батуми, Поти, Новороссийск, Одессу, Феодосию, Керчь и прочие порты.


«ШТОРМИМ» В ЧЁРНОМ МОРЕ

Море на наше счастье было за время практики относительно спокойным, а иногда море штормило до 4-5 баллов. Вот здесь и проявились морские качества многих из нас.
Ребята, не буду называть их фамилии, укачивались, от вида пищи их тошнило.
Остальная часть - Либик, Акулов, Давыдов, Сергеев, Верников и ещё несколько человек не испытывала приступов тошноты, а наоборот приходило чувство голода и мы пиршествовали с теми порциями, которые не съедали наши страдающие товарищи.
Курсанты по очереди несли вахты на камбузе. Так вот «страдальцы» менялись с нами вахтами, чтобы не видеть пищи, но зато в порту мы ходили в увольнение, а они дежурили по камбузу. Такая вот была дружеская «взаимовыручка».
Как-то мы пришли в Новороссийск и нас построили на палубе. Гуляй-нога произнёс напутственную речь: «Запомните, курсанты! Новороссийск - это город вечных норд-остов и потомственных б..дей! Будьте осторожны!». И действительно, не успели мы сойти на берег, как наш Гуляй-нога уже вёл под ручку даму определённого рода занятий.
С берегом мы обычно общались шлюпкой, так как в порт нас не ставили по причине сбора портовых налогов. А на рейде стойте столько, сколько вам надо.
И мы стояли. Как минимум по 2-3 дня, так что все желающие могли посетить любой из портов, которые мы посещали. Времени для этого было предостаточно.
Возвращение на судно было по графику и к 22.30 каждый из уволенных на берег должен был прийти на причал, где ожидала шлюпка.
Если бы кто-нибудь отслеживал эту ситуацию, то возможно услышал бы стук каблуков бегущих к шлюпке курсантов из разных концов города. Опоздать нельзя, шлюпка ждать не будет и тебе пойдёт в зачёт самоволка.
Этого никто не хотел и за всё время практики опоздавших не было!


В СУХУМСКОМ БОТАНИЧЕСКОМ САДУ

Запомнился нам Сухумский Ботанический сад, где мы увидели так много неизвестных нам деревьев, кустов, цветов и не чувствовалось, что стоит зимний месяц январь!
Но всё когда-нибудь кончается и так же закончилась наша первая плавательская практика, а «Метеор» вернулся в Херсон и потекли нудные курсантские будни.
После предстояла очередная плавательская практика в порту Мурманск, куда мы поехали самостоятельно, отдельными группами.
Устраивались на работавшие там суда в разном качестве.
Кто практикантами, а кто на должности кочегаров и мотористов.
Мне пришлось отработать на паровом траулере угольщиком, а потом котельным машинистом на ПБ «Северодвинск». Другие ребята работали также на РТ, БМРТ.
Когда вернулись в училище после последней плавательской практики, то мы были уже немножко другими.
Мы вкусили прелести морской жизни, получили свои первые трудовые рубли, которые придавали нам определённую независимость, и понимание того, что в будущем мы сможем устроить свою жизнь и чего-то в ней добьёмся.


НА ПБ « СЕВЕРОДВИНСК»

Ещё до окончания училища все были обеспокоены важным вопросом: куда направят нас работать, в какой порт, в какой район Союза?
У меня в Прибалтике жила подруга мамы и мы несколько раз были в Таллинне.
Мне почему-то запомнился этот уютный зелёный городок, и я стал рекламировать его своими курсантским друзьям - Сергееву, Давыдову и Удовиченко.
Моя агитация оказала воздействие, и друзья согласились ехать в Эстонию.
Мы написали предварительное письмо в Эстонию, что хотели бы приехать туда работать после окончания училища.
Ответ был положительным, и мы теперь ждали госэкзаменов и последующего распределения. Экзамены были сданы успешно, вручены грамоты, дипломы. Все теперь ожидали самого интересного события, которое могло определить судьбу каждого из нас.


НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА ГОРБАЧ ВРУЧАЕТ ДИПЛОМЫ
Мне, Сергееву, Удовиченко дали направление в Таллинн, а направление для Давыдова забрал наш старшина Рыбалко. Мы не понимали, как такое могло получиться, откуда он узнал про Таллинн, но так случилось.
Старшинам давали право выбора направления, и вот такой нечестный поступок совершил наш старшина группы.
Конечно, мы все были шокированы, а Алик Давыдов был очень расстроен, но мы ничего не могли сделать. Такая вот судьба!
Остальные ребята нашей группы получили направления в Мурманск, на Чёрное море, на Сахалин.
Мы так ждали окончания училища, и вот когда пришёл момент расставания, все загрустили, понимали, что неизвестно, как сложится судьба каждого из нас!
Кого примет море, и он добьётся успехов, кто не выдержит этого испытания и уйдёт на берег, кто покинет нас и уйдёт в мир иной…


ПОСЛЕ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЭКЗАМЕНОВ

И вот прошло 50 лет, как мы расстались.
Эти года прошли так быстро, но мы потеряли многих своих товарищей.
Нет больше с нами Мальченко, Боровского, Каравашкина, Пустовита, Рыбалко, Кузя, Крыги, Верникова, Синипольского, Кобылянского.
Мир их праху...
Исчез Удовиченко, не оставив никаких сведений о себе.
Многие наши однокашники не подают о себе никаких сведений.
Если живы, то здоровья им и всяческого благополучия.
Мы всех Вас помним!


Анатолий Акулов.

ПОСВЯЩАЕТСЯ ДРУЗЬЯМ - МОРЯКАМ-МОРЕХОДАМ:

Где, вы, друзья, нет переписки …
Плывут в тумане имена…
Теперь так далеки, так близки,
На все остались времена.

Коснулась волна седая
Кудрей бывалых моряков,
Закружилась чаек стая,
Слетая с дальних берегов!

Мелькнет случайно бескозырка,
Горячим ветром вдруг пахнет,
И вновь волной накатит зыбко,
И старый друг меня поймет….



МОРЕХОДКА
1959г - 1962 г



ХЕРСОН. ЭКЗАМЕНЫ.

Когда мы приехали поступать в Мореходное училище, то поселились на ХБК - так назывался посёлок Херсонского хлопчатобумажного комбината, где жил обслуживающий персонал комбината в частных домах.
В общежитиях ХБК жили девушки-ткачихи, и было их так много, что в городе ощущался дефицит мужского населения, который мы потом на себе и прочувствовали, когда уже поступили в училище и остались жить здесь на три с половиной года.
Когда мы приехали в Херсон, то нашли по адресу улица Кошевой спуск - 17, здание Мореходного училища, сдали документы в приёмную комиссию и нас временно поселили в спортивный зал училища, выделив одни матрацы, даже без белья.
Даже не будучи особенно избалованным мне вся эта походная обстановка в спортзале с шумом, гамом, смехом, храпом по ночам показалась не совсем привлекательной.
На следующий день с В.Удовиченко поехали по одному адресу, который мне дали в Кривом Роге мои родственники. В одном из частных домов в посёлке ХБК жили знакомые моих украинских родственников, и мы с В.Удовиченко поселились у них.
Жили мы с ним во дворе дома в чистенькой летней пристройке, где стояли две отдельные кровати и небольшой стол.
Июль месяц, жара, а мы обложились учебниками и готовимся к экзаменам.
Днём купались на Днепровском пляже и ездили туда речным трамвайчиком, а вечером, когда спадала жара, просматривали учебный материал. Хотя за время подготовки к экзаменам по моему мнению я не получил больше знаний, чем знал.
Знаний по математике у меня было не очень много, но на твёрдую тройку я рассчитывал.


ПРОХОДНАЯ УЧИЛИЩА И ЖИЛОЙ КОРПУС

И вот пришло время экзаменов, время надежд и переживаний!
В большом актовом зале мы сдавали первый экзамен по русскому языку - сочинение.
Я уже не помню на какую тему я писал сочинение, но после сдачи экзамена на следующий день, я получил отметку отлично!.
Ура! Первый шаг к поступлению сделан.
Экзамен по устной математике сдал на четвёрку, а вот на экзамене по письменной математике получил твёрдый трояк! Настроение у меня снизилось почти до нуля, так как конкурс был большой, и с трояком надеяться было не на что.
На одно место было семь человек.
Началась мандатная комиссия - это когда за отдельными столами в том же актовом зале сидели: начальник училища, замполит и преподавательский состав.
Все кого допустили к этой комиссии, были перечислены в вывешенном списке (странно, но я был в этом списке), должны были по очереди зайти в зал и пройти собеседование.
С дрожащими коленками и уже не надеясь на положительный результат, я зашёл в зал и попал на собеседование к замполиту училища. Замполит А.Я. Коваленко - чернявый, симпатичный мужчина со звездой Героя Советского Союза на синем кителе очень вежливо и доброжелательно расспросил меня о том, где и как я учился, кто родители.
Когда я сказал, что мой отец погиб на войне, то он сделал себе пометку в своём листке, отечески улыбнулся и сказал - всё, никуда больше не ходи, ты зачислен!
Я на крыльях вылетел из зала и на вопросы любопытных только и мог в ответ радостно сказать: «Зачислен, зачислен!».
После мандатной комиссии вывесили списки тех, кто прошёл мандатную комиссию.
Толпа прильнула к стенке, где был вывешен список и каждый лихорадочно искал там свою фамилию, а потом отваливал. Кто-то с довольным и радостным лицом, а кто-то с кислой миной, но равнодушных к результатам экзаменов среди нас не было.
Я тоже нашёл свою фамилию и несколько раз перечитывал её, словно не веря, что это моя фамилия и что именно меня зачислили.
Только годы спустя я понял, что зачислением в училище обязан своему погибшему отцу, который и с того света помогал мне.
Была, оказывается, установка: детей погибших на войне принимать в военизированные училища без конкурса. Спасибо тебе, папа!
Вот отсюда и начался отсчёт моей морской жизни и с этого момента я был зачислен в братство мореходов, а уж как сложится дальнейшая наша морская жизнь - это всё было
в руках судьбы. Кому тяжелая и неласковая, кому лёгкая и удачная, а кому не суждено было находиться среди нас и они покинут нас. Кто по своей воле, а кто по божьей воле.

ПЕРВЫЕ КУРСАНТСКИЕ УНИВЕРСИТЕТЫ.

Если честно, то поступление в училище не было моей мечтой, и я не собирался бороздить моря и океаны, не бредил заморскими странами.
Моей мечтой было стать корреспондентом какой-нибудь известной газеты, жить в разных странах, изучать быт и уклад жизни в них и писать оттуда свои корреспонденции.
Мечта не сбылась! Я стал курсантом Херсонского Мореходного училища РП.
По своей наивности я тогда, когда сдавал документы, даже не удосужился узнать, что обозначают эти две буквы - РП. И только потом, когда меня приняли в училище, мне объяснили, что РП - рыбная промышленность.
Я был разочарован, мне не хотелось быть моряком-рыбаком, но было уже поздно.
Поезд ушёл, а я всегда завидовал курсантам из «централки», из мореходного училища ММФ и считал, что они станут настоящими моряками, а мы - моряками второго сорта.
Конечно, будущая моя жизнь и работа внесла кардинальные изменения в моей морской судьбе, но то, что я будущий «рыбак» мне тогда было не по нраву.
Большинство курсантов моей группы составляли 17-18-ти летние мальчишки, только что закончившие десятилетку. Херсонцы составляли процентов 30, а 50 процентов составляли жители украинских сёл. Остальные курсанты были иногородние - из небольших украинских посёлков, городков. Небольшой процент составляли жители городов Севастополя и Симферополя.


В КОЛПАКАХ, НО С ГЮЙСАМИ.
Мы приехали в училище в своей гражданской одежде и уже на первые занятия нас переодели в форменное обмундирование по правилам и требованиям того времени.
Помнится, как нас одели в это форменное обмундирование : суконные брюки, бескозырки (колпаки) без ленточек, гюйсы, хлопчатобумажные фланелевки, тельники, чёрные трусы, носки и кирзовые ботинки. Курсанты называли их «гады».
В этих колпаках и «гадах» мы были похожи скорее на арестантов, чем на курсантов Мореходного училища РП.
Через два месяца щеголяний в этих арестантских одеждах в канун праздника 7-го ноября, нам выдали суконные фланелевки, кожаные туфли, мичманки и новые гюйсы.
Это была первая радость в мрачном периоде двухмесячного карантина училища. Готовились к праздникам, перешивали свои фланелевки (сужали, вставляли замки-молнии), нашивали нашивки, утюжили, подшивали брюки, наглаживали гюйсы по определённому формату.
ТАНЦЫ

Мы мечтали о первом выходе в свет!
Перед праздниками в училище состоялся большой праздничный концерт с организацией последующих танцев, которых мы так ждали.
Мы были молоды, нам хотелось любить и быть любимыми! Нам казалось, что при полном параде в новой форме перед нами не может устоять никакая девушка…
Начались танцы. Играл наш курсантский духовой оркестр, а мы стояли группкой у стенок зала молодые, немного смущённые такой праздничной атмосферой и гордые тем, что мы уже совсем взрослые и при полном флотском параде.
Зал наводнили девушки, такие молодые, красивые, глаз не оторвать! Мы не знали ещё как себя вести, как подойти и пригласить девушку на танец, а перед нами уже неслись пары - это «умудрённые» опытом старшекурсники разобрали всех невест, пока мы переминались с ноги на ногу!
И вот объявили «белое танго», когда приглашают девушки! Все замерли с бьющимися сердцами, ожидая ту, которая подойдёт и пригласит на танец.
Я уверен, что такое было не только со мной. Нам всем, во всяком случае, большинству поступившим в училище, было по 17-18 лет. Ну, какой у нас был любовный опыт общения с девушками? Да никакой, ведь мы все ещё были школьниками!
Может быть, кто и влюблялся, провожал несколько раз своих девушек, но в основном все мы были зелёные мальчишки.
Хотя нет, теперь курсанты первого курса Мореходного училища!
В Херсоне был хлопчатобумажный комбинат, на котором работали девочки, девушки, женщины со всей Украины, да и россиянок было немало.
И вот эти тысячи молодых, незамужних ткачих мечтали подружиться с курсантами - молодыми, перспективными, которые могли обеспечить им в будущем интересную и безбедную жизнь. Поэтому, когда в училище по субботам устраивались танцы, то девушки просто осаждали, если не сказать штурмовали наше заведение.
Проход на территорию училища был только через проходную, но были случаи, когда они лезли через забор, их ловили и выпроваживали назад.
Теперь, по прошествии времени, мне искренне жалко этих девчушек. Они хотели тоже радоваться со всеми, ведь так призывно звучала музыка из зала, такие статные и красивые были ребята в этом зале…
Когда мы дежурили на проходной, то перед ней на улице тоже толпились девушки и просили провести их в зал. Ну, у кого не могло дрогнуть сердце, когда на тебя смотрели милые, умоляющие глаза? Мы пропускали их через проходную, таких настойчивых в своём простом желании приобщиться к празднику жизни!
Но были и другие случаи приобщения молодых ребят-курсантов к дружбе с ткачихами.
Уже на первом курсе нас собрали в актовом зале и рассказали, как милые девушки иногда насиловали курсантов. Где-нибудь в пустынном месте заманивали молодого парня, а потом появлялось ещё несколько жаждущих мужской любви девушек.
Парня связывали и ниткой перевязывали яички, чтобы он не заканчивал раньше времени. После этого усаживались на него по очереди и получали своё удовольствие, кто сколько хотел. Конечно, после такой любви ребята становились инвалидами, хотя смертельных случаев не было, а жаждавшие любви девушки получали тюремные сроки.
Таких случаев были единицы, но они были.
А вот случаев когда в училище приходили беременные девушки с требованиями, чтобы негодяй - курсант женился, было гораздо больше.
Альтернатива была одна: женишься - остаёшься и учишься дальше, отказываешься - немедленное отчисление из училища и призыв в действующий флот.
Отказников жениться я что-то не припомню, а вот ранних браков было много, в числе среди этих «счастливчиков» оказался и я.
Ну не было у нас сексуального опыта, не было, а была гиперсексуальность, подогретая разговорами в кубриках умудрёнными, более старшими нас по возрасту однокашниками.
Так оно и было, мы-то помним!

ПАРАДЫ. МУШТРА

Подготовки к параду тоже запомнились своей тупой, безрассудной муштрой, хождением по ранжиру, дурацкими песнями, ненужной и выматывающей все силы шагистикой.
В угоду подготовки к этим парадам, иногда даже отменяли занятия по некоторым дисциплинам, и мы шлёпали подошвами своих рабочих ботинок по асфальтовым дорожкам на территории училища.


ПОСТРОЕНИЕ НА ПЛАЦУ

Перед парадом выдавали белые перчатки - это придавало торжественности и большей значительности нашему появлению стройными рядами на площади, перед зданием Херсонского обкома партии. Мы шли, печатая шаг, держали равнение в рядах, грудь распирало от значимости своего участия в параде и были забыты мучительные предпарадные репетиции.

ИДЁМ ПАРАДНЫМ МАРШЕМ.

После парада давали увольнения и начинались поиски кампании, где можно отметить праздник. Но эти поиски были непродолжительны, так как в наше время о дружбе с курсантом мечтала едва ли не каждая вторая девушка в Херсоне.
Вспоминается один из праздников 8 марта. Нас несколько человек, в том числе Алик Давыдов, Лёня Сергеев и кто-то ещё, уже не помню, пригласили в частный дом, в районе Забалки. Был красиво накрыт стол, девушки одеты соответственно Женскому празднику.
Цветы мы подарили, скинувшись вскладчину, но девушкам нужны были не цветы, а наше присутствие.


ИДЁТ СТРОЙ МОРЕХОДНОГО УЧИЛИЩА РП.

Старшинами групп и нашей роты были украинцы уже отслужившие в армии, умеющие неукоснительно выполнять указания вышестоящих офицеров. Однажды кто-то из ребят притащил в кубрик розовые женские замороженные трусы, которые развешивали на просушку жёны живущих рядом преподавателей.
Трусы были огромного размера и от мороза раздулись как шар. Такого весёлого футбола, когда мы пинали эти розовые трусы по кубрику я больше нигде и никогда не видел…
Мы не смеялись, мы ржали и падали от смеха на койки. Но веселье скоро прекратилось, так как нашёлся хозяин этих трусов (командир роты), а затем началось выявление виновника кражи. Никто не признался, а старшина группы поднимал нас ночью с коек на построение и добивался признания не один раз! Такое не забывается!
Мне на всю жизнь запомнились эти издевательства старшины нашей группы.
Не буду называть его фамилию, тем более, что он ушёл в мир иной, бог ему судья.
Жизнь расставила всё по своим местам.
Кто-то отсеялся, кто-то был на первых ролях, но группа ползла с курса на курс, иногда теряя бойцов по мере продвижения к окончанию училища.
Не буду по каждому курсанту нашей группы расставлять акценты, так как каждый из нас знал себе цену и место в составе группы. Да и дружили мы тоже соответственно интересам и месту каждого в неофициальной групповой иерархии.


УЧЁБА

Сейчас уже можно подвести итоги того, что уровень школьной подготовки был у городских ребят значительно выше, чем у представителей славного крестьянства, да
и лидерские качества были у всех разные. Много времени отнимала самоподготовка, которая начиналась после ужина и продолжалась до 22 часов вечернего времени.
Нужно было обладать героической усидчивостью, чтобы все 3-4 часа самоподготовки учить то, что было задано. Большая часть группы во время этих часов занимались всем, чем угодно, только не зубрёжкой. Кто-то писал письма домой или своим девушкам, кто-то сладко спал, уткнувшись носом в учебник, представляя, как содержание учебника постепенно «переливается» в мозги.
Кто-то рассказывал анекдоты, кто-то бегал друг за другом, изображая ковбоев и стреляя по целям «подозрительными» звуками, издающимися из рабочих штанов.


НА САМОПОДГОТОВКЕ ГРУППА М-431

Кто-нибудь из группы становился на подоконник в определённую позу, затем тушили свет в классе и зажигали спичкой газы.
И мы смеялись до упаду, словно в нас вселялся какой-то бес!
Были и среди нас хорошие мальчики, которые даже в этом бедламе ухитрялись учить заданный материал, но их было крайне мало.
Остальные мальчишки были оторви-головы в курсантских робах!
Ждали вечерней прогулки, когда раскрывались ворота и чёрные шеренги курсантов вываливались на просторы городских улиц, стучали «гадами» по асфальту или брусчатке.
Часто орали строевые песни, втискивая между строк матерные слова, за которые можно было поплатиться нарядом вне очереди.
Пройдя положенные отрезки улиц, чёрные шеренги возвращались в свою альма-матер. Если набиралось вскладчину достаточно мелочи на пару буханок хлеба, то кто-нибудь пошустрее заскакивал в булочную и затоваривался.
После переклички и проверки наличия курсантов в группах расходились по кубрикам.


В КУБРИКЕ ГРУППЫ М-432

В кубрике те, кто субсидировал покупку хлеба, разрывали буханку на куски, аки алчные звери. Мы всегда хотели есть и всегда хотели спать, даже во время переклички могли спать в строю. Даже во время коротких перемен между парами, во время занятий, прибегали в кубрик вздремнуть на 5 минут…

СТОЛОВАЯ

Утро! Звучит горн, кричат дневальные: «Подъём!», глаза слипаются, но вылезаешь из под одеяла и как чумной ползёшь в туалет. Первый год это была мука, но со временем пришла привычка всё выполнять на автомате.
Снова училищный плац, построение по ротам. Потом в чёрных трусах, в знаменитых «гадах» на улицу Ленина вываливала толпа молодых парней с кривыми и волосатыми ногами, которые не всегда хотелось демонстрировать молодым девушкам, а чёрные домашние трусы по колено и подавно…
Утренняя пробежка никогда не отменялась!
Возвращались после пробежки, делали физзарядку под бравурные звуки духового оркестра. Под музыку всё же двигались бодрее, а потом начиналось построение, проверка чистоты робы и чистоты «гадов».
Памятны наши заходы в столовую, особенно на первом курсе, когда мы заходили в помещение столовой последними и тогда времени на завтрак или обед было в обрез.
Вспоминаются последующие годы, когда утренние 20 грамм масла размазывали на 3-4 куска хлеба. Но с чаем от этого лакомства получали истинное наслаждение.
Особенно памятны субботы и воскресенья, когда местные херсонцы уходили по домам! Это было пиршество! Мы делили и масло, и вторые блюда на обедах и на ужинах.
Низкий Вам поклон, дорогие наши херсонские ребята, мы познали тогда, что это такое - «праздник живота».


ПОСТРОЕНИЕ НА ОБЕД - МЕХАНИКИ

Где ещё можно было во время обеда слушать вальсы и танго в исполнении духового оркестра? Только в Херсонском Мореходном училище РП!
Нас научили стирать свою рабочую одежду, следить за чистотой обуви, носить парадную одежду выглаженной, с определённым шиком. Гюйсы, фланельки, тоже гладили на особый манер, не говоря о брюках. Летом белые форменки сверкали белизной и вытравленными гюйсами!
Спасибо Вам офицеры, которые без особой жестокости, но требовательно, привили нам привычку следить за собой, своей одеждой и быть немного франтом!

РАЗНОЕ

Жизнь в мореходке не баловала нас разносолами и поэтому, когда кому-нибудь приходила посылка из дома - это становилось достоянием всех в группе. Ждали пира!
Наконец, посылка получена, принесена в кубрик, открыта и начинался делёж.
Не могу сказать, что делёж был справедливый, но никто из получающих свои посылки
не прятал, а честно предъявлял на общий грабёж.
Обычно присылали конфеты, шоколад, разное домашнюю выпечку, а если это из украинского села или городка, то обязательно сало, лук, домашняя колбаска.
Никогда не забуду, когда на мою посылку навалились толпой, и каждый норовил что-то ухватить. Альку Давыдова прижали лицом в печенье, и когда он вылез из этой кучи, на него без смеха нельзя было смотреть - всё его лицо было в раздавленной муке от печенья!
Наказания для курсантов обычно давали командиры рот, в перечень которых входило: чистка гальюнов, мойка полов в коридорах, дежурство на камбузе, которое очень всем нравилось, так как там можно было всегда что-то перехватить.
А вот зимой, когда мороз на улице, то стоять на часах у пушки, которая никогда не сможет выстрелить, было сущим наказание


ПУШКА, КОТОРАЯ НЕ ВЫСТРЕЛИТ

Смотришь с тоской на жилой корпус, а из открытых форточек пар валит, тёплый воздух. Ребята спят (топили помещения всегда хорошо), а ты стоишь на морозе и с тоской смотришь на часы, ждёшь, когда тебя сменят.
Снабжать котельную углём тоже входило в наши непрописанные обязанности, и в нашем училище это в основном делали первокурсники.


УГОЛЬНЫЕ РАБОТЫ

У мореходного училища была своя водная станция, свой причал, где можно было взять лодку с вёслами и прокатиться на ней по всем канальчикам, ерикам Днепра, которых здесь великое множество. Всё-таки здесь находилось устье реки Днепр..
Был и свой маленький буксирчик «Южанин», на котором мы добирались до станции.
Для более солидных выходов имелись 8-местные ялы, на которых мы иногда совершали шлюпочные походы в Цюрупинск, на Голую пристань.
Мы часто заплывали в плавни, где ловили раков и на одном из облюбованных островков разжигали костёр. Ставили на огонь кастрюльку и варили этот речной деликатес, который был прибавкой к нашему скудноватому училищному питанию.

ВАРИМ РАКОВ

Еще одним из вариантов пропитания было знакомство на пляже с девушками, которые привозили с собой солидные сумки, которые мы ненавязчиво опустошали, устраиваясь с ними у накрытой пляжной «скатерти - самобранке».
Девчонки всё понимали и угощали нас с украинским радушием, понимая, что на пляж мы с собой, кроме плавок, никогда ничего не брали!

А ИНОГДА И РЫБУ ЛОВИЛИ
Летом, по вечерам мы ходили на танцы в «клетку». Так называли танцплощадку городского Херсонского парка.
Там играл эстрадный оркестр, а каменный козырёк выдававшейся стенки площадки был словно создан, чтобы курсанты складывали там свои мичманки.
Забавно было видеть целый склад мичманок разного покроя и цвета с белыми чехлами и без чехлов. После окончания танцев мичманки разбирались и к концу танцев там сиротливо белели или чернели несколько штук…
Когда в «клетке» заканчивался «развод» пары исчезали в темноту херсонских улиц или набивались в полные троллейбусы, которые везли влюблённых в жилой район ХБК.
Сходить в самоволку, особенно летом, было острой необходимостью и мы шли на разные хитрости, чтобы сбежать из своей добровольной «тюрьмы» и вдохнуть воздух свободы.
Вошли в моду китайские белые нейлоновые рубашки, и мы их хранили в свих чемоданах в баталерке. В нужный момент доставали, гладили, а потом выпрыгивали из окон 1-го этажа или проходили через камбуз и выпрыгивали оттуда из окон.
Вариантов было немного. Нас ловили, наказывали, но это не отбило охоту бегать в город.
Материальное положение курсантов было довольно жалкое - это 6 рублей стипендии на 1-м курсе и добавляли понемногу до 10 рублей на последнем курсе.
Конечно, мы были на полном государственном обеспечении, но кому из нас тогда не хотелось купить лишнее мороженное, шоколадку или сходить в кино.


Т А Н Ц Е ВА Л Ь Н Ы Й А Н С А М Б Л Ь

Материальное положение курсантов было довольно жалкое - это 6 рублей стипендии на 1-м курсе и добавляли понемногу до 10 рублей на последнем курсе.
Конечно, мы были на полном государственном обеспечении, но кому из нас тогда не хотелось купить лишнее мороженное, шоколадку или сходить в кино.
Ткачихи хорошо это понимали и брали себе на вооружение, когда дружили с курсантами. Они зарабатывали сами, а мы не отказывались, когда нам покупали билеты в кино.
На государственных праздниках мы вообще отрывались - ведь какая херсонская девушка не мечтала пригласить в гости курсанта.
Мы в меру свои сил и возможностей тоже пытались пополнить свой атаманский запас.
Наша команда грузчиков состояла обычно из 3-4-х человек - Синипольский, Давыдов, Сергеев, Удовиченко, Чеховский и к нам ещё кто-нибудь примыкал на время работ.
Чистили доки, разгружали вагоны с овощами, выгружали речные баржи с камышовыми матами. Грузишь на спину два - три мата, если позволяла сила, и по шатающимся сходням тащишь из трюма на берег. Там сбрасываешь и за очередной ношей.
Жарко, пыльно, всё чешется, пот заливает глаза. Но грела мысль о том, что по окончании разгрузки сразу получишь рублей 25. Это давало силы не бросать работу.
Один раз зимой мы нанялись разгрузить вагон с углём.
Сначала работа шла довольно бойко, но силы таяли и к 12 часам ночи, когда оставалось ещё ровно половина вагона, мы почти выдохлись.
Рядом была сторожка, где горела печурка, и мы там временами отдыхали и грелись.
Когда зашли туда в очередной раз, то буквально повалились на пол от изнеможения.
Посмотрели друг на друга. У всех лица чёрные, в угольной пыли, но даже на смех у нас не было сил. Из маленького радиопродуктора неслась какая-то красивая песня, в сторожке было тепло. Нас разморило, мы на мгновение расслабились и уснули.
Вдруг раздался грубый голос человека следившего за разгрузкой, который призывал нас выйти и закончить работу.
Эх, кто бы знал, что у нас у каждого было тогда на душе?
А на словах мы покрыли его трёхэтажным матом и покорно побрели с лопатами к вагону.
К утру вагон был разгружен, но какими силами: с помощью лопаты и какой-то матери! Прости нас господи!
Деньги мы утром получили, пришли в училище грязные и смертельно уставшие.
Больше вагоны с углём мы разгружать не брались, а предлагали эту работу другим!


В ПЛАВНЯХ
СПОРТ. МУЗЫКА

В училище очень развит был спорт. Была футбольная, волейбольная, баскетбольная команды, которые достаточно успешно выступали на городском уровне.
Была и команда тяжелой атлетики, велосипедная команда, команда легкоатлетов, которые не раз занимали призовые места на городских соревнованиях.
В сборной училища по баскетболу играл Лёня Сергеев, выступали в сборной училища по футболу Кобылянский, Мальченко, Акулов, тяжеловесов представлял Алик Давыдов.
Музыкантами наша группа также не была обделена. С нами учились прекрасные аккордеонисты Виктор Крыга, Владимир Попик, великолепный трубач Володя Булдаков.
С легкоатлетами выступали Чеховский, Акулов.
Правда особых результатов мирового уровня мы так и не показали.
Была одна небольшая хитрость того курсантского времени.
Спортсмены и музыканты освобождались от всевозможных нагрузок: шагистики, уборок территории и других хозяйственных работ, а перед соревнованиями нам выдавали по 2-3 баночки сгущённого молока.
Конечно, не сгущённое молоко тянуло нас в спорт, но он давал отдушину в замкнутом училищном круге, давал возможность покидать стены училища, выезжать на другие стадионы, места соревнований, общаться с другими спортсменами.
А музыканты вообще были королями в отношении свободного времени.
Наш духовой оркестр был нарасхват и часто выезжал на какие-то мероприятия, концерты, сопровождения.

БУНТ ХЕРСОНСКИХ МОРЕХОДОК.

Одним из событий, которые мне запомнились в это прожитое в мореходке время, была драка с гражданскими ребятами, которые составляли нам некоторую конкуренцию в женском вопросе.
В июне 1961 года один из моих однокурсников Игорь Самохин после окончания танцев пошёл с товарищем провожать своих спутниц домой.
По пути им встретились гражданские ребята, которые нас недолюбливали и считали, что мы отбиваем у них девушек. Кроме того они завидовали нашей курсантской форме.
Может это звучит смешно, но так было. Произошла стычка.
Самохина побили, и он с травмой попал в больницу. В это же время были избиты 4 курсанта, из «централки».
На следующий день, объединившись, две мореходки и судомеханический техникум пошли защищать честь мундира.
Защищали совместными усилиями обеих мореходок - «плечо к плечу, кулак в кулак!».
Перед центральным входом в центральное мореходное училище нас собралось много.
Я не считал сколько, но площадь перед училищем была полностью заполнена.
Перед нами выступил с речью секретарь обкома, который призывал к порядку и просил разойтись по «камерам». Но его никто не слушал.
Кричали курсанты, что если милиция не может разобраться, то они сами разберутся.
Как это всё напоминает сейчас действия нынешних футбольных фанатов.
Ну, а потом толпы курсантов растеклись по улицам Херсона и били гражданских ребят всех подряд. К большому сожалению, били виноватых и не виноватых.
Это был инстинкт толпы, никто не думал (в том числе и я) - что же мы делаем?
Когда мы носились с криками и матом по улицам, то нам на головы с верхних этажей зданий бросали тяжёлые предметы, лили холодную и горячую воду, а также обзывали самыми непотребными словами, что только нас подогревало.
Но порыв был един, никто не струсил, не уполз. Разогнав всех, кого только встретили, под утро вернулись вы училище. Офицеры нас не предали, и мы вошли в экипаж без утайки.
Это потом начались разборки, объяснения и, конечно, пострадало несколько курсантов. Ребят, не менее 4-х человек, отчислили с разных курсов и сняли начальника училища.
Мы были ещё 3 дня в осаде и нас никуда не выпускали, да мы и сами боялись выходить.
Со временем всё успокоилось, а мы чувствовали себя «героями».
Это ложное чувство «геройства» присуще только молодости.
Мои товарищи и я сам в спорных моментах дрались только в равных составах или один на один, а вот гражданские «кодлы» часто подлавливали нас поодиночке и избивали.
И тогда нас спасали только ноги и спортивный бег, а такого опыта по бегу на длинные дистанции у них не было. Тем и спасались!

ОФИЦЕРЫ. КОМАНДИРЫ РОТ.

Офицеры были разные, не буду их сейчас характеризовать, но большинство были достойны этого звания.
Первым командиром роты на 2-м курсе у нас был майор Кукушкин Ф.А., добрый, мягкий человек, который хотел казаться строгим, но у него это плохо получалось.
Мы, зная его доброту, часто нарушали дисциплину и бегали в самоволку, но если кто и попадался ему, то отделывался «строгой» беседой и отеческим внушением.
Вторым командиром роты на третьем курсе у нас был майор Бабанин И.С., (подпольная кличка «Бабай»), не только очень строгий, но и придирчивый, нелюбимый никем. Часто подлавливал курсантов и с особым сладострастием наказывал провинившихся. На него охотились, и когда он проходил внизу, то из окон туалета 4-го этажа на него часто выливали тазики с водой и делали это неоднократно.
Риска не было, пока он добежит до 4-го этажа, «агрессор» смоется на другой этаж. Проверено, грешен! Сам его поливал и очень удачно!
Третьим командиром роты на 4-м курсе у нас был капитан-лейтенант Суходольский, довольно молодой, въедливый, самодовольный человек, тоже любитель подсматривать и подслушивать. Говорят, что у него были «стукачи» среди наших же курсантов, но мы точно не знали кто именно.


АКУЛОВ, СУХОДОЛЬСКИЙ, БОРОВСКИЙ

Иначе этому доносчику, если бы узнали, пришлось бы уходить из училища.
Помню один эпизод, когда мы с Аликом Давыдовым возвращались из самоволки.
Удачно перелезли через забор, проникли в помещение экипажа и довольные результатом неслись по ступенькам на 4-й этаж в кубрик, задыхались от смеха и с возгласом: «Зяму нае..ли» утыкаемся головами в живот этому самому Зяме.
Суходольский был по национальности еврей, и у него была кличка Зяма.
Он был дежурным офицером по училищу и подстерегал нас прямо на нашем этаже.
Схватил нас обоих за отвороты бушлатов и грозно прошипел: « Так кого вы нае..ли?».
Мёртвая сцена, смех пропал. Мы ждали наказания, и оно не заставило себя долго ждать. Получили несколько нарядов вне очереди!
Командиром ОРСО был капитан 2-го ранга Матвеев А.М. Очень строгий офицер, но в тоже время справедливый, просто так никого не наказывал, обладал чувством юмора и при случае мог очень удачно или зло пошутить.
Напротив нашего училища был 3-х этажный жилой дом, где жили начальник училища Синицын и наш начальник специальности Ю.В.Лазарев.
Там же жил Матвеев с женой и дочками. Жена Матвеева - дородная, симпатичная дама с красивыми ногами, аппетитным задом. Она являлась идеальным раздражителем для сексуально-озабоченных молодых курсантов.
И вот как-то сидели несколько парней и обсуждали эту тему: «Как бы, да где бы с ней что-то поиметь!» и этот разговор услышал Матвеев.
Где-то он там стоял, что его не видели, но он подошёл к ним и спокойно сказал: «Да, красивая женщина, но с вашими х..ми там делать нечего!» и ушел.
Парни долго ждали, что за этим последует, но всё обошлось мирно.
Меня Матвеев встретил как-то в городе и потребовал увольнительную, но я ему честно сказал, что в самоволке.
На следующий день он вызвал меня к себе, и так как эта самоволка была не в первый раз, то дал денежку и послал в парикмахерскую, чтобы остригся наголо.
Делать было нечего, и я поплёлся в парикмахерскую. Шевелюра у меня по молодости была красивая, даже парикмахер сказал, что жаль стричь такую красоту!
Но приказ, есть приказ! У Матвеева была кличка - Мико.
Вспоминается ещё один эпизод, связанный с Матвеевым.
На старшем курсе некоторых из нас уже назначали вместо офицеров дежурными по училищу, облекая такими же властными полномочиями и ответственностью.
Для солидности нам выдавали под расписку пистолет с кобурой, но без патронов, который гордо болтался на боку, доказывая твою принадлежность к «высшей» касте!
И вот надо же такому случиться, что меня, когда я был дежурным по училищу, сманили на часок в речной ресторан у Днепра.
Облечённый такой властью и с пистолетом в кобуре на боку я явился в этот ресторан (был Алик Давыдов и ещё двое ребят, не помню кто…).
Конечно такая безответственность, которая присуща, наверно, только мальчишкам, привела меня туда. Часок я просидел, а потом бегом по улице Краснофлотской рванул
бегом в училище. Благо, что в этот вечер не было проверяющих офицеров.
В комнатке для дежурных я уснул, а на книгу с записями увольняемых упала настольная электролампа. Книга не сгорела, но на ней осталось большое выжженное пятно.
Утром надо было докладывать Матвееву, который являлся в училище раньше всех офицеров. Перед докладом долго чистил зубы, глотнул розового зубного эликсира (был такой в нашем обиходе). Доложил Матвееву, что за ночь никаких происшествий не было
и протянул ему книгу увольняемых курсантов с обожжённым листом.
Он подозрительно всмотрелся в меня и спросил: «Откуда пятно?».
Только молодость могла помочь держать невинным лицо и лепетать, что электролампа упала нечаянно. Пронесло!
Больше я никогда таких глупых самоволок, да ещё с оружием, не совершал!
Из офицеров запомнился замполит Коваленко А.Я., боевой лётчик, который любил курсантов. Видимо, ещё сильна в нём была фронтовая закваска и понимание братства.
Знали мы, что и выпить он был не промах, так как часто журил молодых ребят за то, что не могли скрыть, что были, выпивши, или попадались на этом.
Он всегда говорил такую фразу: «Не можешь пить водку - пей вино, не можешь пить вино - пей пиво, не можешь пить пиво - пей конскую мочу, но не позорь форму моряка!».
Начальником военной кафедры был контр-адмирал Максимов, но он с курсантами почти не общался.

ПРЕПОДАВАТЕЛИ.

Самым любимым преподавателем у меня, да я думаю, что не только у меня, был начальник судомеханической специальности - Юрий Петрович Лазарев.
Мужчина лет сорока, много лет работал старшим механиком во флоте, но он умел так преподнести нам свой предмет - двигатели внутреннего сгорания, вспомогательные механизмы, судовые паровые котлы и прочее, что не выучить и не знать то, что он рассказал, нам было стыдно. Я всегда готовился к занятиям, чтобы не попасть впросак, если он меня вдруг о чём-то спросит или вызовет отвечать.
Юрий Петрович обладал чувством юмора, никогда не заваливал курсантов, даже если они не совсем твёрдо знали его предмет и всегда умел как-то ободрить и помочь.
А иногда сам и отвечал себе же за отвечающего, когда тот не мог внятно ответить!.
Когда он начинал урок, он иногда произносил фразу: «Ну, что, начнём с хищников?», имея в виду меня, с моей фамилией Акулов.
Тогда я ещё не знал, что я Орлов, хотя всё равно хищник, только степной.
У Юрия Петровича тоже была необидная кличка - Решина, неизвестного происхождения.


СЛАДОК ХЕРСОНСКИЙ АРБУЗ.

Почему Решина? Он не был чертёжником, но за глаза мы его иногда так называли
У него на Днепре была дача и свой катер, который добросовестно обслуживали курсанты - А.Синипольский, Алик Давыдов и я.
Он с удовольствием доверял нам свой «Главный двигатель», а мы держали его ухоженным и всегда на «товсь»!
«Расплачивался» с нами Юрий Петрович арбузами, которые выращивал на своей даче.
Теоретическую механику и сопромат нам преподавал Лотаков А.А, преподаватель жёсткий, бескомпромиссный и редко кто удостаивался получить у него хорошую оценку. У Лотакова была кличка Баббит. Он ходил, прихрамывая на одну ногу.
Кто и когда ему прилепил эту кличку, мы не знали, но мы его знали только под этим названием белого металла - баббит.
Был у нас курсант Гром, который не мог сдать зачёт по этому предмету.
До сдачи зачёта он положил в стол ножку от стула, взял билет, дождался, когда все уйдут, потом вытащил ножку стула и, угрожая Лотакову, потребовал поставить ему удовлетворительную оценку. «Баббит» не испугался, ножку стула у Грома отнял, а последствия этого инцидента были ожидаемы: Грома отчислили из училища.
По неуспеваемости у Баббита были отчислены В.Баранов, В.Щербина, А.Терехов, хорошие ребята, которые потом вернулись в училище и доучили

«Дорогие мои друзья, мои товарищи!
Кажется, совсем недавно мы прощались друг с другом и уходили в Новую жизнь!
Жизнь, которую мы не знали, не представляли. Но мы знали, что мы расстаёмся надолго, и неизвестно было - пересекутся ли наши пути в будущем!
И вот прошло 50 лет, как мы расстались, а эти года прошли так быстро.
Мы потеряли многих своих товарищей.
Нет больше с нами - Мальченко, Боровского, Кузя, Крыги, Каравашкина, Пустовита, Рыбалко, Верникова, Синипольского, Кобылянского, Подобедова. Митницкого, Слуцкого, Коваленкова, Иванова, Трошичева, Позняка - мир их праху.
Многие наши однокашники не подают о себе никаких сведений, если живы, то здоровья им и всяческого благополучия. Мы всех Вас помним!
И мы будем с любовью вспоминать годы, проведённые вместе, когда ковалось наше единение, наше братство. Работая в Эстонии, встречался со специалистами других учебных заведений, которые всегда с уважением отзывались о херсонцах, подчёркивая
их прекрасную, сильную теоретическую подготовку, а практика наших штурманов и механиков была получена в зависимости от сроков плавания, типов и мощностей кораблей, а также от степени влюблённости в свою профессию и понимания чувства ответственности. Всегда самое трудное - это подводить итоги.
Эта наша встреча только подтвердила, что как мы не стараемся удержать время, оно безжалостно, оно не щадит нас, оно накладывает на нас морщины, оно белит наши головы, оно показывает, что мы напрасно не общались много лет и не знали ничего друг
о друге. Мы должны бережнее относиться к своим друзьям, мы должны беречь то, что нам подарило курсантское братство - верность дружбе, честность в отношениях, любовь к своему делу, к своей профессии.
Теперь я уверен, что правильно мы с Вами сделали, что встретились здесь с юностью.
Она в морщинах с седыми головами, но она наша, и от неё никуда не уйдёшь.
Пусть жизнь подарит Вам мои друзья ещё не один год жизни, крепкого Вам здоровья, получайте радость от каждого прожитого дня, дорожите дружбой и не забывайте своих, теперь уже не совсем молодых, однокурсников! Мы уже стоим на пороге к Богу, и нужно достойно прожить оставшиеся нам дни до встречи с ним!
Прошло столько лет, я смотрю на Вас, и мне кажется, что молодость рядом, протяни руку, но её уже не вернёшь.
И мне всё время кажется, что наша молодость в тельняшке и мичманке, что это самая лучшая часть жизни, которая прожита в стенах училища, вместе с Вами, мои дорогие друзья и товарищи!
Выпьем на Здоровье, дорогие мои друзья!».
Среди нас был профессиональный аккордеонист Володя Попик. Ещё в стенах училища
он радовал нас своей прекрасной игрой на аккордеоне, и немало песен было пропето под его аккомпанемент. Володя Попик приехал на встречу с верным своим другом - аккордеоном и теперь под сводами кафе звучали сочные аккорды этого инструмента.
Он проиграл нам несколько великолепных профессиональных мелодий, а потом звучали мелодии популярных песен нашего поколения.
Когда зазвучала мелодия «Чайка» я не выдержал, вышел из-за стола и присоединился к Володе. Сначала песня звучала робко, но потом мелодию подхватили все присутствующие за столом. Песня мощно загремела под куполом кафе, словно намереваясь улететь отсюда чайкой к черноморским и балтийским берегам.
Как всегда, общая песня снова сплотила нас вместе и пусть наши ряды поредели, всё равно в унисон бились наши сердца, влагой туманились наши глаза и радость встречи, общность с нашим прошлым сближала и роднила нас.
Мы снова были в одном восприятии нашей прошлой прожитой вместе жизни и, несомненно, чувствовали локти друг друга, словно и не было пятидесяти лет!
Встреча продолжалась несколько часов и уже поздно вечером, когда мы устали друг от друга, пришла пора расставаться.
Ну что же, наша встреча 50 лет спустя состоялась!
Все получили положительные эмоции, информацию друг о друге, порой совершенно неожиданную и открыли для себя такие интересные и поучительные стороны жизни.
Зигзаги и повороты судьбы многих ребят просто поражают и удивляют, но самое отрадное, что все бывшие курсанты состоялись, добились больших успехов в своей морской и береговой карьере, а главное - остались порядочными людьми с самой большой буквы и не посрамили нашу альма-матер, наше Мореходное училище РП!
Мы крепко обняли друг друга на прощанье, и пошли каждый по своей дороге со странным чувством грусти и веселья.
Всё кончилось, осталась только молчаливая мудрость, тёплые слова друзей на прощанье и отдалённый звон городского колокола, словно он звонил по нашему неминуемому расставанию.
На год, несколько лет или навсегда?
Жизнь покажет!

Первая производственная практику мы проходили на учебном судне "Метеор", который принадлежал училищу, на Чёрном море.
Это был небольшой кораблик, типа "Логгер" с маломощным двигателем, а в трюмах были оборудованы кубрики для курсантов, с подвесными койками и столом с лавками для трапезы.
Первый раз мы покидали берег, Землю, мы становились моряками и нас звали черноморские порты и неизведанные края.


М Е Т Е О Р
Капитаном корабля был бывший моряк, который был списан из большого флота по состоянию здоровья (он хромал и довольно прилично на одну ногу), но как капитан учебного судна видимо отвечал остальным требованиям. Кличка у нег была: Гуляй - нога.
Были ещё члены экипажа: стармех, боцман, старпом, но они мне не запомнились.
Нас поселили в двух кубриках - носовом и кормовом. В носовом проживала небольшая часть нашей группы, а остальные жили в кормовом кубрике.
Условия быта были спартанские - 2-х ярусные койки, общий стол и общий гальюн в кормовой части судна. Мы посещали черноморские порты: Ялту, Сухуми, Батуми, Поти, Новороссийск, Одессу, Феодосию, Керчь и прочие порты.





В СУХУМСКОМ БОТАНИЧЕСКОМ САДУ

И мы стояли. Как минимум по 2-3 дня, так что все желающие могли посетить любой из портов, которые мы посещали. Времени для этого было предостаточно.
Возвращение на судно было по графику и к 22.30 каждый из уволенных на берег должен был прийти на причал, где ожидала шлюпка.
Если бы кто-нибудь отслеживал эту ситуацию, то возможно услышал бы стук каблуков бегущих к шлюпке курсантов из разных концов города. Опоздать нельзя, шлюпка ждать не будет и тебе пойдёт в зачёт самоволка.
Этого никто не хотел и за всё время практики опоздавших не было!
Запомнился нам Сухумский Ботанический сад, где мы увидели так много неизвестных нам деревьев, кустов, цветов и не чувствовалось, что стоит зимний месяц январь!
Но всё когда-нибудь кончается и так же закончилась наша первая плавательская практика, а "Метеор" вернулся в Херсон и потекли нудные курсантские будни.
После предстояла очередная плавательская практика в порту Мурманск, куда мы поехали самостоятельно, отдельными группами.
Устраивались на работавшие там суда в разном качестве.
Кто практикантами, а кто на должности кочегаров и мотористов.
Мне пришлось отработать на паровом траулере угольщиком, а потом котельным машинистом на ПБ "Северодвинск". Другие ребята работали также на РТ, БМРТ.
Когда вернулись в училище после последней плавательской практики, то мы были уже немножко другими.
Мы вкусили прелести морской жизни, получили свои первые трудовые рубли, которые придавали нам определённую независимость, и понимание того, что в будущем мы сможем устроить свою жизнь и чего-то в ней добьёмся.

Одним из событий, которые мне запомнились в это прожитое в мореходке время, была драка с гражданскими ребятами, которые составляли нам некоторую конкуренцию в женском вопросе.
В июне 1961 года один из моих однокурсников Игорь Самохин после окончания танцев пошёл с товарищем провожать своих спутниц домой.
По пути им встретились гражданские ребята, которые нас недолюбливали и считали, что мы отбиваем у них девушек. Кроме того они завидовали нашей курсантской форме.
Может это звучит смешно, но так было. Произошла стычка.
Самохина побили, и он с травмой попал в больницу. В это же время были избиты 4 курсанта, из "централки".
На следующий день, объединившись, две мореходки и судомеханический техникум пошли защищать честь мундира.
Защищали совместными усилиями обеих мореходок - "плечо к плечу, кулак в кулак!".
Перед центральным входом в центральное мореходное училище нас собралось много.
Я не считал сколько, но площадь перед училищем была полностью заполнена.
Перед нами выступил с речью секретарь обкома, который призывал к порядку и просил разойтись по "камерам". Но его никто не слушал.
Кричали курсанты, что если милиция не может разобраться, то они сами разберутся.
Как это всё напоминает сейчас действия нынешних футбольных фанатов.
Ну, а потом толпы курсантов растеклись по улицам Херсона и били гражданских ребят всех подряд. К большому сожалению, били виноватых и не виноватых.
Это был инстинкт толпы, никто не думал (в том числе и я) - что же мы делаем?
Когда мы носились с криками и матом по улицам, то нам на головы с верхних этажей зданий бросали тяжёлые предметы, лили холодную и горячую воду, а также обзывали самыми непотребными словами, что только нас подогревало.
Но порыв был един, никто не струсил, не уполз. Разогнав всех, кого только встретили, под утро вернулись вы училище. Офицеры нас не предали, и мы вошли в экипаж без утайки.
Это потом начались разборки, объяснения и, конечно, пострадало несколько курсантов. Ребят, не менее 4-х человек, отчислили с разных курсов и сняли начальника училища.
Мы были ещё 3 дня в осаде и нас никуда не выпускали, да мы и сами боялись выходить.
Со временем всё успокоилось, а мы чувствовали себя "героями".
Это ложное чувство "геройства" присуще только молодости.
Мои товарищи и я сам в спорных моментах дрались только в равных составах или один на один, а вот гражданские "кодлы" часто подлавливали нас поодиночке и избивали.
И тогда нас спасали только ноги и спортивный бег, а такого опыта по бегу на длинные дистанции у них не было. Тем и спасались!

Г.В.Жукову, вступившему в командование Ленинградским фронтом 8 сентября 1941 года, досталось тяжёлое наследство. Его предшестве- нник на этом посту, « наш первый маршал» К.Е.Ворошилов, известный своей полной некомпетентностью в вопросах руководства боевыми действиями войск, продемонстрированной им ещё в период «финской войны , в начале Великой Отечественной войны возглавлял Северо-Западное направление, а позже командовал Ленинградским фронтом, и командовал не наилучшим образом. Например, получив предупреждение начальника Генерального штаба маршала Шапошникова о возможном прорыве противника к Неве восточнее Ленинграда, Ворошилов проигнорировал его и не предпринял никаких мер к устранению этой угрозы , в результате чего немцы смогли беспрепятственно выйти к Неве в районе Ивановских порогов, поскольку никаких наших войск в указанном районе не было. Противник вышел к Неве фактически без боя. Группа немецких солдат даже переправилась на правый берег реки, но была перебита краснофлотцами недавно установленной там 130-мм береговой батареи.
Временем для раскачки и детального ознакомления с обстановкой Жуков не располагал. Немцы уже штурмовали окраины Ленинграда. Энергично перегруппировывая силы, снимая войска с менее опасных участков обороны и направляя их на наиболее угрожаемые, требуя от командиров всех уровней непоколебимой стойкости и ведения активных оборонительных действий, то есть непрерывных контратак и даже локальных наступлений, Используя всю мощь корабельной, береговой и зенитной артиллерии флота, Жуков добился главного –штурм города был сорван. Враг был остановлен и Ленинград был спасён от захвата противником.
Очевидно именно в это время у Георгия Константиновича и возник замысел операции по восстановлению сухопутной связи Ленинграда с Ораниенбаумским плацдармом, утраченной в середине сентября в результате захвата противником Урицка (Лигово), Стрельны и Нового Петергофа. Операция должна была проводиться силами 48-армии со стороны Ленинграда (из Автово) и войсками 8-й армии из района Ораниенбаума путём нанесения одновременных встречных ударов вдоль южного побережья Невской губы.
Дезорганизовать управление войсками противника, отвлечь на себя часть сил противника с фронта и тем самым облегчить выполнение задуманного прорыва могли бы морские десанты, высаженные на занятое противником южное побережье Невской губы.
Для выяснения возможности проведения таких десантных операций Г.К.Жуков вызвал начальника штаба КБФ контр-адмирала Ю.Ф.Ралля и потребовал доложить свои соображения по этому воп-росу. Ралль высказался положительно, но настаивал на необходимости предвари-тельной мощной артиллерийской «обработки» участка высадки. Жуков возразил, мотивируя это тем, что артподготовка демаскирует десант и фактор внезапности будет утрачен. Последующие события подтвердили правоту командующего фронтом. Известно, что наиболее уязвимым десант является в момент начала высадки, пока десантники находятся в воде и пока ещё не «зацепились за берег. Почти все десанты на южное побережье Невской губы высаживались тихо, внезапно для противника и бой начинался тогда, когда десантники были уже на берегу.
Командующему флотом вице-адмиралу В.Ф.Трибуцу был отдан приказ готовить десант для высадки в Петерго-фе в ночь на 5-е октя-бря. Тем временем Жуков приказал командиру Ленинградской военно-морской базы контр-адмиралу Ю.А.Пантелееву высадить десант силами одной роты в районе завода «Пишмаш» (Стрельна) для диверсионных действий в тылу противника. Во исполнение этого приказа в ночь на 1-е октября четыре «каэмки» («КМ»-катер малый), буксируя по 4 шлюпки с десантом, незаметно подошли к берегу и высадили роту из состава 6-й БМП (бригады морской пехоты) Задача роты- прорваться к совхозу Лигово, уничтожить там вражеский штаб, а затем, продвигаясь южном направлении, громить вражеские тылы, после чего укрыться в лесном массиве.
Десант без боя достиг совхозных построек, где после ожесто-чённой схватки с врагом попал в окружение , вырваться из которого удалось лишь немногим.
В ночь на 3 октября в районе завода «Пишмаш» был высажен десант численностью 526 человек ( батальон пограничников 20-й дивизии НКВД, занимавший ранее позиции на правом берегу Невы). Десант высадился благополучно, достиг Петергофского шоссе, но, не получив поддержки со стороны войск 48-й армии, перешёл к оборо-не, связав боем значительные силы противника.
В отличие от стрельнинских десантов петергофский формировался в Кронштадте. В состав десанта отбирали только добровольцев из экипажей линейных кораблей «Марат» и «Октябрьская Революция», недостроенного тяжёлого крейсера «Петропав-ловск» (40 человек), стояв-шей в Ораниенбауме «Авроры»(10 человек), из личного состава островных фортов и Военно-морского политического училища и из числа инструкторов Учебного отряда и других частей и подразделений флота. Отбоя от добровольцев, желающих сразиться с ненавистным врагом лицом у лицу просто не было. Отбирали в десант самых лучших, крепких духом и телом.
Сведения о численности этого десанта противоречивы. Встре-чаются цифры 520, 700 и даже 1000 человек. Наиболее правдоподобной является, по-видимому, первая- пятьсот двадцать. Десант состоял из трёх рот (обычно по 110 -120 человек), плюс взвод разве-дчиков, связисты, санитары –вот и получается около пятисот человек. «Боевая летопись советского ВМФ» приводит цифру 498 человек. Десант именовали то отрядом, то полком, а по сути это был полно-кровный стрелковый батальон. Десантники имели на вооружении ручные пулемёты, карабины (укороченная винтовка Мосина образца 1891г), небольшое количество автоматов и ручные гранаты.
Официально на каждого бойца полагалось по 60 винтовочных патронов и по 4 гранаты ( не считая боеприпасов, уложенных моряками в свои вещмешки вместо консервов). Десантники справедливо полагали, что их жизнь на вражеском берегу обеспечивается в первую очередь наличием боеприпасов, а не продовольствия.
Командиром десанта был назначен полковник А.Т.Ворожилов, комиссаром – А.Ф.Петрухин. Вечером 4 октября на Якорной площади Кронштадта состоялся митинг, на котором с напутственным словом выступили члены Военного совета КБФ. По окончании митинга десантный отряд поротно, с песней направился у Ленинградской пристани на погрузку. Моряки пели «Варяга», но текст был новый:

Глубинная бомба, торпеда и штык
Не дрогнут в руках краснофлотца.
На суше и в море балтиец привык
До полной победы бороться

Дрались мы, балтийцы, с врагами не раз
За славу и честь Ленинграда.
Врагов мы громили и нынче от нас
Не будет злодеям пощады!

Ротные колонны уже скрылись в темноте, а до оставшихся на Якорной площади доносилось:

Покажем, что значит удар моряков, Покажем, что мы из Кронштадта!
Как и в стрельнинских десантах, бойцы размещались на шлюпках, буксируемых катерами КМ. В охранении шло несколько морских охотников и один бронекатер. Вскоре отряд вышел на траверз Петергофа. Шлюпки бесшумно приблизились к берегу Нижнего парка в районе пристани и началась высадка. Часть десантников уже достигла середины Нижнего парка, где они обнаружили проволочное заг-раждение в несколько рядов. В ход пошли ножницы. Возня у прово-локи встревожила боевое охранение противника. Вспыхнул яркий луч прожектора и осветил фигуры наших моряков на пристани. Открылась бешеная пальба. Одной из первых пулемётных очередей был убит шедший по мелководью к берегу командир десанта А.Г.Ворожилов и разбиты обе переносные радиостанции. Командование отрядом принял комиссар А.Ф.Петрухин. Командиры рот А.П.Зорин, Н.А.Приходько, Г.В.Труханов и В.В.Фёдоров повели бойцов сквозь автоматный огонь от берега в сторону Большого дворца и павильонов Марли, Монплезир и Эрмитаж.

После окончания Великой Отечественной войны по поводу петергофского десанта ходило много слухов и легенд. В некоторых из них утверждалось, что вражеским лазутчикам якобы удалось выведать и сообщить противнику время и место высадки этого десанта. Это явно не соответствует действительности, ведь значительной части десантников удалось скрытно подойти к проволочному заграждению, до этого противник ни подхода шлюпок к берегу, ни нача-ла высадки не обнаружил и всполошился лишь когда наши бойцы стали резать проволоку. В вышедшей в свет книге фон Веделя «Германия в огне» прямо говорится; «Матросский десант в Петер-гофе застал наши войска врасплох. Боевая тревога была объявлена, когда он уже высадился на берег и смял нашу охрану». В конце войны в Кёнигсберге был захвачен в плен офицер Абвера, который на доп-росе показал, что в октябре 1941 года он находился в Петергофе и что в Кронштадт действительно был заслан немецкий лазутчик, зада-чей которого было извещать немецкое командование о готовящихся десантах. Лазутчик ничего подозрительного не заметил. По городу, вопреки утверждениям некоторых досужих болтунов, матросы в пулемётных лентах крест-накрест и гранатами у пояса не фланировали по простой причине: всех зачисленных в состав десанта немедленно переводили на казарменное положение в помещениях Учебного отряда на строгий карантин (без связи с «берегом», как говорят матросы).
Посланные днём 5 октября (в 10.30 и в 17.00) катера с боезапасом для десантников не смогли пробиться к причалу, при этом артогнём с берега были потоплены морской охотник МО-412 и катерный тральщик № 905.
Десантников, увлечённых боем с немецкими автоматчиками и захватом павильонов Монплезир и Эрмитаж, противник к утру 6 октября отрезал от берега.
Принявший на себя после гибели полковника Ворожилова командование десантом полковой комиссар А.Ф.Петрухин расположил свой КП в Монплезире, там же был организован и перевязочный пункт. При овладении Монплезиром десантники встретились с груп-пой одетых в армейскую форму бойцов морского батальона, сформи-рованного в Большой Ижоре, включённого накануне в состав 10-й стрелковой дивизии 8-й армии. Возглавлял эту группу лейтенант П.Е.Кирейцев. Дело в том, что в 2 часа ночи 5 октября со стороны Ораниенбауми начали наступление подразделения 8-й армии. В районе гранильной фабрики, вдоль уреза воды, наступала рота лейтенанта В.А.Бобикова (из состава 10-й СД). Рота овладела зданием самой фабрики, а затем выбила немцев и из заводоуправления.
Насколько ожесточёнными и кровопролитными были бои при попытке пробиться к десанту, можно судить по потерям в людях. В роте Бобикова было 128 бойцов, а после атаки немецких позиций в Нижнем парке лишь 14 из них остались невредимыми. Несмотря на такое напряжение боёв, кроме группы моряков лейтенанта Кирейцева никто больше со стороны Ораниенбаума к десанту пробиться не смог.
6 октября немцы бросили против десантников несколько лёгких танков, которые, двигаясь среди деревьев Нижнего парка , стреляли по очагам сопротивления из пушек и пулемётов. Десантникам удалось подорвать гранатами два танка. Остальные, израсходовав боезапас, удалились. Под вечер немцы спустили на моряков свою «собачью роту» Десятки злобных овчарок терзали раненых, загрызая беспомощных людей до смерти. Кто был в силах –отбивались от собак штыками и ножами и вскоре от этой «лохматой роты» мало что осталось. В наступивших сумерках на площадку перед Большим дворцом фашисты пригнали автомашину с мощной радиоустановкой и прекратили стрельбу. После музыкальной прелюдии ( «Очи чёрные») агитаторы принялись уговаривать моряков сложить оружие. Возмущённые десантники перебили охрану и захватили радиоустановку и заставили немецкого диктора озвучить сочинённый моряками не слишком вежливый и приличный экспромт, после чего машина была уничтожена.
Командование КБФ с момента выхода десанта из Кронштадта оставалось в полном неведении о происходящем в Нижнем парке Петергофа и посылало туда одну разведгруппу за другой. Но из 20 таких групп (11 - берегом из Ораниенбаума и 9 –морем из Кронштад-та). возвратилось лишь четыре, однако и они не смогли прояснить обстановку. С этой же целью трижды посылали пары истребителей «чаек»( И-153), но и от лётчиков внятных докладов не получили. Из нескольких взятых в десант почтовых голубей в Кронштадт прилетел лишь один, но в его контейнере голубеграммы не оказалось.
Уже почти двое суток доблестные десантники вели непреры-вное сражение с врагом, не имея ни связи, ни боеприпасов, ни продовольствия, ни поддержки извне. Петрухин перенёс свой КП из Монплезира в грот под каскадом Шахматной горки. Было принято решение прорываться в Ораниенбаум по прибрежным тростникам., но сделать это удалось лишь отдельным бойцам. После войны в Петергофском парке была найдена фляга с двумя записками. В первой командир роты Вадим Фёдоров писал: «Люди! Русская земля! Любимый Балтфлот! Умираем, но не сдаёмся. Рядом убит Петрухин. Дерёмся вторые сутки. Командую я. Патронов! Гранат! Прощайте, братишки! Вадим Фёдоров.» В другой записке всего четы-ре слова: «Живые! Пойте о нас! Мишка». Слова этой записки сделал заголовком своей небольшой книги о петергофском десанте живший в Петродворце (Петергофе) флотский поэт Всеволод Азаров. Он про-вёл длительную и трудоёмкую работу по розыску участников десанта и сведения о тех, имена которых ему удалось установить, опубликоал в свой книге. К сожалению, полностью список участников до сих пор не опубликован нигде. Очень жаль! Имена таких героев должны быть известны потомками, поэтому весьма уместно было бы в Ниж-ем парке Петродворца разместить плиты с их именами и кратким описанием их подвига. Пока же память о доблести десантников ( а десантов на Балтике было высажено за время войны десятки) увеко-ечена лишь в названии одной из улиц северной столицы _Улица мор-кого десанта- очень казённо, бездушно и абстрактно (морских десан-ов на Балтике было высажено десятки, если не сотни), и явно не адекватно проявленной нашими моряками доблести!

Выборгская школа юнг ВМС

Прекрасный город – жемчужина западного побережья Европы в устье полноводной реки Тежу, у самого впадения ее в океан - превратился в груды развалин. Страшные силы подземного зла за несколько мгновений уничтожили прекрасные творения рук человеческих.
Лиссабон. Португалия. Отсюда начинались великие географические открытия, здесь жили знаменитые моряки.
I
По улицам бродили разжиревшие собаки и по ночам оглашали разрушенный мир страшным воем. Ему вторили заунывные псалмы редких серых теней в надвинутых на лицо капюшонах, из–под которых сверкали в свете факелов бездонные провалы нечеловеческих глаз. Это уцелевшие монахи выискивали под развалинами искалеченные трупы. Скрипучие повозки, запряженные парой быков, отвозили трупы прямо в преисподнюю в контору самого Сатаны, и клерки его равнодушно вписывали их в огромные гроссбухи. Быки лениво брели средь общего горя и плача, мерно покачивая рогами, и в глазах их тускло горели огни пожарищ и господние звезды.

Свежий бриз с океана носил по бывшим улицам смрад смерти и солоноватую свежесть жизни, жизни, которая кипела здесь совсем недавно, и которую я любил и помнил. Я жил неподалеку в рыбацком поселке и с раннего детства знал и любил этот огромный, сверкающий на солнце, то грозный и сердитый, то ласковый и добрый, этот мой океан. Я был крепкий и шустрый мальчишка, несмотря на малый рост, прокаленный щедрым южным солнцем, ладони мои задубели от недетских мозолей.

Я бредил дальними неведомыми землями, о которых рассказывали бывалые моряки в тавернах на узких улочках окраин, пробуя искристое молодое винцо нынешнего урожая, съедая горы ароматных мидий. А вкус у них был сказочный, и готовить их здесь умели. Любой вам скажет, что на свете нет ничего более вкусного и сытного.

Уж вы поверьте мне, старому рыбаку!

Год этот для меня начинался со счастья. Привалило! Меня взяли юнгой на знаменитый парусник, который уже побывал на краю света - там, где океан сходится с небом на самом краю земного диска. Правда, бывалые моряки сокрушались, что ни одному из них, ни разу не приходилось заглянуть за его край, но я-то непременно загляну и потом в своей деревне расскажу той, которая лучше всех и которая поклялась на Библии ждать меня хоть целый месяц.

Всему приходит конец, как я понял из опыта своей жизни, и мы с попутным ветром, преодолевая приливное течение, вышли в океан! О, Мадонна! О, Дева Мария! О, Счастье! Ровный свежий ветерок, запутавшись в наших парусах, споро нес нас к югу, к моей мечте, к моему счастью. Слева по борту на краю горизонта бесконечно от края до края темнела полоска сказочной Африки, как объяснил мне сеньор капитан, и оттуда тянуло далеким жаром. Я был счастлив. Корабельные работы не изнуряли меня, а ночью я крепко засыпал в своей подвесной корабельной койке под мощный матросский храп. Сколько пролетело счастливых дней сказать трудно. Для меня это был один – день моего полного счастья.

Наконец мы дошли до конца земли. Погода резко испортилась: откуда-то сорвались и как лютые псы набросились на нас тугие ветры. «Грот на гитовы! Убрать бом-брамсели! Лево руля!»

Но откуда-то с края горизонта покатились на нас огромные с белыми вершинами горы. И конца-краю им было не видно. Они возникали сами собой и со страшной скоростью катились на нас и поднимали нас под самые тучи и швыряли нас в пенную бездну, и крутили нас и играли нами. О, Дева Мария!

Пришел наш последний час! Прости нам грехи наши!

«О! Сеньор капитан! Глядите туда!»

Слева по курсу катилась гора воды! Она росла прямо на глазах, закручиваясь и опадая белой вершиной, она неслась как смерть, с огромной скоростью. « О! Дева Мария!», - только и успели сказать мы!

Гора подняла нас как малую щепку до самых туч, чуть подержала там, на мощном плече своем, и мы полетели вниз прямо к Богу - Аиду. Воткнулись своим тупым носом ему в живот и, задрожав всем телом своим, стали разваливаться со страшным скрипом и стоном.

Сорвавшись со своих гнезд, посыпался на палубу рангоут. Я видел, как заплясала на волне наша шлюпка и исчезла за кормой в пенном водовороте. Ничто меня не испугало. Я видел все как бы со стороны и страх не вошел в мою душу. Уж больно я молод был для такого страха. Потом мне на голову обрушилось серо-зеленое небо, потом я взлетел на серое в тучах небо, потом весь океан навалился мне на грудь. Я открыл рот, чтобы крикнуть: «Мама!», но не крикнул, потому, как последний раз взлетел на белую вершину, и весь мир исчез в черной бездне.
II
К осени выдали ленточки и парадную морскую форму. «Школа юнг ВМС» - золотом было написано на ленточках! Мы перестали быть «албанцами», как называли нас второкурсники из-за бескозырок без ленточек, похожих на албанские шапки.

Пустяк, конечно, но для морской души обидно.

Позади вступительные экзамены, - надо сказать, довольно серьезные из-за большого наплыва желающих, еще более строгая медкомиссия.

И... О, счастье, началась морская жизнь (так нам казалось): подъемы, отбои, строевая подготовка, морские науки, камбуз!

О! В то голодное время это было не просто морское словечко, это было слово большого смыслового значения. Помню, абитуриентами привели нас первый раз на камбуз на завтрак. О, Боги морские! О, глубь океанская! Нам дали по кружке хорошего чая, по два кусочка сахару, по куску черного хлеба и по маленькому кубику мургусалина (это что-то среднее между гуталином и солидолом).

ВО, ЖИРУЮТ!

Теперь же нас кормили настоящей военно-морской нормой № 9. Это нас-то, приехавших со всех концов еще голодной после войны страны. А вы говорите! Камбуз для моряка – это святое!

Первых два морских слова, которые усваивает на корабле новобранец – это камбуз и гальюн. И ты уже можешь считать себя морским волком!

Плац гудел от топота наших строевых шагов. «Запевай!», - и сотня молодых здоровых глоток сотрясала окрестности боевой строевой песней. Благо школа наша была в красивой лесной местности, за несколько верст от города. А место было изумительной красоты даже по понятиям Карельского перешейка. А здание школы до сих пор, когда смотрю на фото, вызывает восхищение и удивление. Великолепной архитектуры, красоты и целесообразности здание. На пригорке у подножия поросших сосновым лесом холмов. Отступив от заданной темы, скажу: по своему опыту, по запоздалому прозрению утверждаю - все лучшее в еще голодной и разоренной стране отдавалось детям! Кто хочет поспорить со мной? Не советую!

Морские науки давались легко и в удовольствие. Ведь все это были сбывшиеся мальчишечьи мечты. Пол превратился в палубу, стены - в переборки, лестницы - в трапы, окна в иллюминаторы, за которыми гудели пассаты и муссоны, ревели шторма и срывались с цепи шквалы. В коридоре у нас на первом этаже была настоящая боевая торпеда, в классах - макеты парусников и боевых современных кораблей. На настоящей корабельной мачте развевались флаги флажного семафора ВМС и международного свода сигналов, который был весьма распространен в морской практике. В наших руках почти ежедневно мелькали красные флажки ручного семафора, постоянно мурлыкала морзянка. Друзья, ведь это был 51-й год! Тогда ведь не было современных наворотов в навигации и морской практике.

Ни один из нас не допустил бы тогда беды с «Адмиралом Нахимовым»: ведь мы твердо знали и нам постоянно вдалбливали в наши юные головы азы кораблевождения: «Коль судно к судну приближается, за пеленгами наблюдай; коль пеленга не изменяются, то столкновенья ожидай». Мы выучивали это, как таблицу умножения. На паруснике среднего тоннажа, оказывается, несколько тысяч всяких звучных словечек – терминология парусов, рангоута и такелажа, детали корабельных конструкций.
III. Наши командиры и преподаватели
Чем дальше уходит то золотое время, тем с большей любовью и уважением я о них думаю.

Конечно, многих из них уже нет, мы тоже старики уже, но вот что я хочу, обязан сказать: всем хорошим в нашей последующей жизни и на море и на суше, мы обязаны именно им.

К нам, практически еще почти беспризорным от трудного жития пацанам, было удивительно уважительное отношение. Конечно, дисциплина есть дисциплина: и наряды вне очереди сыпались с урожайной щедростью, но никаких оскорблений и унижений я не помню. Хамство и унижения мы познали потом, но уже были готовы отстаивать свою честь и достоинство, за что и расплачивались, и расплачиваемся до сих пор. Удивительное дело: как живуча в нашем народе эта гадость, эта мерзость. Но я опять отвлекся.

В школе была довольно большая флотилия шлюпок и свой приличный катер.

До сих пор не могу объяснить себе то чувство радостного состояния, когда мы ухаживали за шлюпками. В самой фигуре классической корабельной шлюпки - яле есть что-то завораживающее и очаровывающее. Как в женщине. Когда за бортом плещется мягкая волна, когда в голубом небе солнышко, а нежный ветерок нашептывает что-то непонятное, но очень приятное. А сам ты полон мечты и молодой энергии, скребешь стеклышком весла и моешь «рыбины» - чудесная музыка души!

И шлюпочные походы! Выборгский залив был создан Господом для этого: множество уютных островков с еще сохранившимися финскими садами и домиками, причалами и бухточками; они отлично создавали атмосферу дальних походов и удивительных приключений.

Парусные регаты проводились под руководством нашего боцмана - отличного моряка - парусника, волшебника по всем прикладным морским наукам. О, сколько же он всего умел!

Между прочим, мой земляк – псковский «скобарь». Вот она, настоящая морская выучка и морская душа. Сколько раз я говорил всем и сейчас еще говорю, что моряки это люди особой породы. И даже теперь, когда наш народ на глазах борзеет, моряки остаются вне метаморфозы. По роду своей теперешней работы мне приходится много общаться с моряками, и я говорю вам – это так!

Зимой нашим увлечением, нашей страстью были буера – этакие яхты на коньках. Скорости они развивали огромные, и здесь требовался опыт и выучка. Но зато как здорово!

Зимы раньше были другие, что ли? На заливе был бесснежный лед. Он сверкал и пел под коньками. Здесь уж рот не открывай - выбросит и потащишься следом, если не забыл привязаться.

И наконец-то парад на Красной площади (Выборгской)! Сколько миль мы отшагали, тренируясь! Сколько песен оторали, сколько казенных ботинок сбили! Но зато уж мы постарались! В публике пронеслось: «Юнги идут! Юнги! Юнги!»

НЕ было ничего более приятного. Начальник школы морской подполковник Заболотский зачитал приказ с поощрениями, и был большой концерт и танцы для девочек всего города. Мы, еще салаги, жались к стенкам, зато наши «старички-мариманы», вернувшись из «далеких походов», были на высоте. Здесь уж ничего не попишешь. Забегая вперед, скажу, что и «на нашей улице будет праздник». Но это уже потом.

А пока мы, салаги, скромно постигали морские науки, занимались спортом в нашем великолепном спортзале, ходили на городской каток. Раньше таковые были почти в каждом городе, где коньки можно было взять напрокат, гремела музыка, кружились пары, изо рта шел пар, а глаза блестели. Девочки были удивительно красивы и недоступны, юнги галантны и скромны – идеальная почва для сказочных чувств, когда лежишь и всю ночь скользишь то ли по льду, то ли по небу, а в общем–то где-то посередине, а душа так сладко замирает (тогда у людей еще была душа, у меня, по крайней мере).

Был у нас и свой духовой оркестр. Кстати, занимавший призовые места на городских конкурсах. Почти все музыканты были с нашего курса. Актовый зал был великолепен. Отменный паркет, высокие стрельчатые окна с воланами занавесей. Большая, хорошо оборудованная сцена, где блистали наши самодеятельные артисты (кстати, довольно неплохо игравшие). Но к этому обстоятельству я еще вернусь (на втором курсе).

Вот так, потихоньку-полегоньку, притираясь друг к другу и заводя себе друзей, заканчивали мы первый курс. Мы еще были не «настоящие юнги», но уже чувствовали себя уверенно: начинали «саковать» (отлынивать) от физзарядки, от политмероприятий и многого другого, что на наш взгляд было лишним.

ДЕДОВЩИНЫ У НАС НЕ БЫЛО! И ЭТОТ ПОРЯДОК БЫЛ СОХРАНЕН НАМИ И В ДАЛЬНЕЙШЕМ!

И, наконец, долгожданная практика! Но, как говаривали старики: хочешь рассмешить Господа - поделись с ним своими планами. А ведь мудрые люди эти старики! Сколько было всяких планов, сколько разговоров в кубриках перед сном, сколько вставлено клиньев в клеша, сколько изуродовано «бесок» (бескозырок), под бывалых моряков. Тогда ведь не были демобилизованы еще фронтовики и у многих моряков была даже серьга в ухе. Это сейчас рядовой случай, а тогда!

Для меня и еще двух юнг практика закончилась быстро и печально: Нас, группу человек в пятнадцать, направили в ЭПРОН (экспедиция подводных работ особого назначения), в Ленинград. Все было отлично! Пока ...

Дело в том, что на втором курсе уже не стригут под «ноль», как новобранцев, тем паче нас – «бывалых моряков»! А тут приказ. Не знаю уж, от какого хрена, но - СТРИЧЬ! На тайном совете, проходившем по всем правилам конспирации, было вынесено наше категорическое – НЕ стричься! И подписано «кровью»! При сем вспоминались славные люди прошлого: Степан Разин, лейтенант Шмидт и др.

И вот, печальный итог! Спал я в кубрике после вахты. Приходят. Будят! Пора, говорят. Рядом стоит помполит. Ведут. «Прощайте, братцы», - кричу, - «я помню нашу клятву!

Не посрамлю честь морскую!», - вырываюсь и бегу на корму. «Стойте!», - кричу конвоирам, - «А то прыгну!»

Бунт на боевом корабле. Командир имеет право применить оружие, т.е. пристрелить, но он решил по-другому. Что-то шепнул матросам, и они исчезли. Через несколько секунд (вот что значит боевая выучка) на воде появляется шлюпка и направляется ко мне. Еще секунда, и будет поздно! Извечный позор покроет мою стриженную под «ноль» голову, и я отпускаю руки. Высота, конечно, не ахти – метров пять, но мне казалось, что летел я, как минимум, в преисподнюю. Меня выловили, пару раз поддали и выставили на всеобщее обозрение. Оказывается, всех уже постригли, а я один такой отыскался! Сколько раз в жизни потом я вспоминал эту ситуацию, но на пользу она мне не пошла. Ну и вот: ЧП на Балтийском флоте!

Нас троих (двоих - за компанию, как особо непослушных), «с бумажкой» и в робах отправляют в школу. А там уже с распростертыми объятьями ждет нас "батя" и приказ об исключении.

Но те же старики говаривали, что мир не без добрых людей, и тоже - не врали! Один из нас, Борис Друян (спасибо тебе, Боря!), предложил поехать к начальнику тыла Флота генералу Остапенко. Добились встречи. Пуще урагана был генерал, но - правы старики - вернул нас в школу.

ПОКЛОН ВАМ ВЕЧНЫЙ, ГЕНЕРАЛ! Я помню Вас всегда!

Да разве нужна мне была эта дурацкая стрижка! Я с детства боялся позора, а вернись я в свой родной Порхов отчисленным - нет уж!

Да что уж теперь глаголить! И Боря Друян сказал мне давеча: «А все же мы были тогда молодцы!»

А ведь человек занимает сейчас крупный пост в нашей литературе - молодец, Боря!

Но нет худа без добра! В школе нас ждал сюрприз, да еще какой! У нас жила и тренировалась для Хельсинки Олимпийская сборная, и мы как-то вдруг оказались между ними, то бишь, вроде бы как нужными и полезными. Правда, медалей нам не дали, но, думаю, что и наша доля в их медалях, конечно, нашлась бы. Представьте: после этих изнурительно-сумасшедших тренировок, и вдруг оказаться в райском уголке природы на острове в заливе, на финской даче. Теплая вода, простор, приятные на вид юные моряки! Одна знаменитая чемпионка даже поцеловала меня тогда в щеку, так я целый год не умывался, чтоб сохранить эту олимпийскую награду (шутка). На плацу тренировались конники - простые хорошие ребята.

Кони их выделывали всякие чудеса, и куда нам было до них (коней), с нашей строевой муштрой! Помполит команды - Пушкина - однажды даже подарила мне чудесный апельсин – в то время, надо сказать, роскошь. До сих пор вспоминаю и люблю эту чудесную русскую красавицу.

Вот так и проходила моя морская практика: среди ярких знаменитостей, среди людей, которым мы, мальчишки, поклонялись и за которых могли сражаться на равных с первыми перчатками мира (у нас был Шоцикас).

Но вскоре все они уехали, и мы ловили только скупые радиопрограммы с Хельсинских игр (телевизоров тогда не было) и бурно радовались нашим победам! Это же совсем другая радость, когда можно сказать - сдружился с чемпионом.

Может, кто из вас, хельсинских олимпийцев, прочтет (случайно) этот опус - вспомните меня, – юнгу. Узнать меня очень легко - я был влюблен во всех вас без исключения!
IV
Вот и второй курс. В не очень стройном строю стояли «морские волки» в клешах, в бескозырках образца 1918года. Загорелые и повзрослевшие. Небрежные рассказы о морях и океанах. О боцманах и командирах кораблей. Даже были враки про адмиралов, якобы пожимающих руку мужественному юнге, совершившему геройский подвиг. Правда, в уточнениях не было нужды, зато сам подвиг, безусловно, присутствовал при сем и даже, вроде бы, остался в каких-то там анналах! В общем, травля! А какой моряк без травли!

Но нас ждал еще один сюрприз! Сюрпризом этим было небольшого роста удивительное, необыкновенной красоты создание с большими черными глазами, черными же волосами и в красивом бальном платье. Все прочее по молодости лет не запомнилось. У нас открылась школа бальных танцев!

Недобора в школу не было. Два дня в неделю. Странно, но все недели стали вдруг какими-то однобокими, состоящими всего из двух дней. О, Санта Мария!

Родом это чудо было из Молдавии. Прекрасная страна, сударь!

И можете - дело ваше - не поверить, но это чудо партнером своим назначила именно меня. И я заметил, что в день наших занятий я оказывался вдруг в наряде. Но это безобразие было немедленно пресечено.

Еще вспоминаю, что все офицеры вдруг поняли, что потратили жизнь свою напрасно и это обстоятельство должно быть немедленно исправлено бальными танцами. О, радость юных дней. О, музыка моей души, которая сливалась с чудесной музыкой бальных танцев! Особенно хороша она была в звучании «Русского бального» - мощный торжественный гимн красоте, т.е. моему учителю!

О, сударыня! О, фея! Вы первая показали мне дорогу к красоте, дорогу к прекрасному!

Этот курс был у нас последним и пролетел он со скоростью летнего дня.

Программа у нас уже была на уровне штурманов, нарядами нас не беспокоили, на зарядку практически не поднимали. Мы стали «старички», а это уже, брат ты мой… Понимать надо!

Морские занятия, штурманские карты, прокладки курсов, морская практика, где изучалось все нажитое со времен наших славных морских предков. Наши любимые шлюпочные регаты, зимние заезды на буерах.

И замечательные вечера отдыха в нашем великолепном актовом зале, приходили девочки почти со всего города. «Морские волки» в отутюженной красивой морской форме - галантные кавалеры - красивая музыка бальных танцев, завораживающие па во всеобщем движении по надраенному паркету, блестящие от счастья юные глаза, соленые губы поцелуя (до сих пор помню)!

О, юность, юность! О, дорогая наша, любимая школа юнг ВМС!

Выпускаться мне совсем не хотелось. Подспудно я чувствовал, что это все уходит навсегда, что ничего такого уже не будет никогда. Что все превратится в грубую прозу. Что надо будет становиться взрослым и «тянуть лямку» взрослой жизни.

Но, к счастью, был еще юношеский задор, а в жизни еще имела место романтика!

Вот из-за нее-то после выпуска многие из нас оказались за Полярным кругом на Северном Флоте. Но это уже совсем другая история!

С тех пор так и тянется передо мной эта длинная морская дорога, и по морю, и рядом.

Но я говорю тебе, школа юнг ВМС, что ты была для меня всем главным в жизни! НИЗКИЙ ТЕБЕ ПОКЛОН!
Юнга 1953 года выпуска Е. Алексеев