Старпом

Появление нового старшего помощника стало на танкере неожиданным событием – наш старина Петрович улетал в Таллин, принимать буксир «МБ 18», построенный в Финляндии, для перегона его во Владивосток. Новый «чиф» после громогласного и жизнерадостного Петровича выглядел непрезентабельно – невысокий, лысоватый, немногословный, с хмурым лицом.
Конечно, придирчивым и суровым ему нужно быть по его положению – старпом на судне отвечает за все, включая стихийные бедствия, так уж устроена морская иерархия. Но наш старпом в этом деле сразу начал перегибать палку, чем настроил против себя добрую половину экипажа.
Однако начальство, как и родителей, не выбирают, и на службу в Индийский океан пошли мы все же вместе.
Отношения наши с ним ограничивались служебными контактами, но ведь пароход – это маленькая плавучая «стеклянная деревня», где невозможно жить, не встречаясь и не разговаривая. Здесь всегда знают друг о друге почти все, потому что все и во всем зависят друг от друга. Такова особенность корабельной жизни: ведь возможно придется вместе не только плавать, но и тонуть или гореть, что одинаково приятно.
Чиф в этом плане представлял из себя «черный ящик», замкнутый на служебный ключ. При его появлении все старались свернуть разговоры и по-скорее разойтись. К молодым штурманам он попросту придирался, доводя их до тихого бешенства нудными поучениями. К тому же его невнятная речь изобиловала всякими двусмысленными словечками вроде «ептыть», «быть-но» и «значить».В общем оратор он был никакой, что выяснилось на первых же плановых политзанятиях, посвященных Конституции СССР. Невнятный, монотонный «бубнеж» без отрыва от текста в сочетании с бесчисленными «ептыть» произвел на команду неизгладимое впечатление.
Однажды, уже в Восточно-Китайском море, он появился на танкерной палубе во время заправки кораблей в здоровенном оранжевом спасательном жилете (строго по инструкции) и яркой вязаной шапочке с помпоном. Навигатор Женя, по прозвищу Кислый Джо ( за сварливый характер и постоянно унылое выражение лица), глядя с сигнального мостика ехидно заметил: «Ну, блин, точно как Петрушка!». Сказал как приклеил, с тех пор (за глаза, конечно) чиф стал Петрушкой.
Надо отдать должное, штурман он был великолепный, да и вообще му-жик весьма неглупый – дураков в море на такие должности не ставят, слишком уж они потом дорого обходятся. Кстати, швартовка кормой к пирсу (без буксиров!) ему удавалась легко и красиво, а это одна из труднейших задач.
Дураки же, сидящие в высоких минобороновских креслах на суше в далекой Москве, придумали для оперативных эскадр, находящихся на боевой службе интереснейшую новацию – проводить выходные дни в море (чтобы не давать отгулов на суше). Это давало примерно такой же оздоровительный эффект, как и проведение отпуска в служебном кабинете. Судно становилось на якорь, обычно где-нибудь возле архипелага Дахлак в Красном море (некогда бывшей итальянской каторжной тюрьме), и экипаж погружался на несколько дней в «отдых», более напоминавший полуобморочный летаргический сон, прерываемый только для приема пищи и прочих жизненных надобностей.
В один из таких «выходных» мы решили отправиться, под командой старпома, на рабочем катере за кораллами на один из многочисленных безы-мянных песчаных островков бухты Габбет-мус-Нефет. Прихватили с собой легководолазное снаряжение, немного консервов и шлюпочный анкерок с во-дой. Высадив часть моряков на песок островка покупаться, мы встали над коралловым рифом и спустились под воду.
Прозрачная зеленоватая вода, насквозь пронизываемая отвесными лучами солнца, создавала потрясающей красоты эффект храмовой готической колоннады. Было очень похоже на базилику Нотр-дам-де-ля Гард – «храм всех моряков» в Марселе, который мы в свое время часто посещали. Коралловый риф поражал неописуемым буйством красок и обилием рыб самых невероятных расцветок. Все напоминало сказочный сон. Казалось кощунством даже просто входить в этот мир, а не то что брать оттуда какую-то его часть, нарушая хрупкое равновесие природы. Однако проза жизни все же победила. Загрузив в катер кораллы и отловив попутно несколько зазевавшихся лангустов, мы подобрали своих осоловевших на беспощадном солнце морячков и пошли обратно к пароходу. Мерно и убаюкивающе постукивал мотор. На руле стоял полуголый старпом, лицо его, обычно хронически озабоченное, даже как-то разгладилось и подобрело. Неожиданно я заметил на его загорелом плече глубокий шрам от осколочного ранения и спросил, откуда он взялся. Других этот вопрос тоже заинтересовал, и все пристали к старпому с просьбой рассказать. Чиф вздохнул и, не особенно вдаваясь в подробности, поведал историю своего шрама.
Шла очередная эфиопско-эритрейская война. В один из прибрежных городов, окруженный со всех сторон, набилось несколько тысяч беженцев и раненых. Кончалась питьевая вода – наступающие войска захватили господ-ствующие высоты и взорвали водопровод. Для прикрытия эвакуации города были посланы боевые корабли и с ними танкер, на котором помимо горючего находилось несколько тысяч тонн питьевой воды. Подойти к причалу и отдать воду для населения и госпиталей ему мешал огонь артиллерии. По договоренности с осажденным гарнизоном корабли открыли огонь по высотам, заставив замолчать полевые пушки. Под прикрытием мощных корабельных «стотридцаток» танкер, подойдя к причалу, начал пе-рекачивать воду в береговые цистерны и одновременно, вместе с другими судами, принимать эвакуируемых. Это заняло несколько часов, и все время гарнизон из установок «Град» и корабли эскадры вели массированный огонь по высотам. Наконец, отдав всю воду, танкер отошел от пирса, оставив на берегу группу моряков для сворачивания оставшихся шлангов. Они должны были вернуться на рабочем катере. Работу заканчивали уже под обстрелом, а когда катер отошел – вокруг него поднялись всплески минометных разрывов.
И хотя попасть из миномета в маленький, пляшущий на волнах катерок очень непросто, несколько осколков все же пробили борт и ранили двух человек, в том числе и старпома, тогда еще зеленого четвертого штурмана.
Конечно, после услышанного чиф предстал перед нами уже в другом свете и его обычные придирки воспринимались нами уже не так остро, как раньше. А вскоре выяснилось, что он прекрасно играет на гитаре, не дурак выпить и совсем неплохо поет «под Боярского». Да и на Петрушку в общем-то не похож.
Как-то постепенно исчезло напряжение в его отношениях с экипажем, народ его зауважал, что в мужском коллективе, надолго оторванном от нор-мальной жизни, заслужить совсем не просто – в море свои законы. Крутые мужики, рассчитанные на одноразовые громкие и публичные поступки, долго там не выживают – «ломаются» и уходят навсегда, стараясь забыть море, как кошмарный сон.
По возвращении на базу чиф так же спокойно перешел на другое судно – уже капитаном. Проводили его тепло, с сожалением. Зла на него никто не держал – служба есть служба.