Саня Румпель

Жизнь вообще штука удивительная, а флотская жизнь – в особенности. Столько на моей памяти происходило разных историй человеческих взлетов и падений, что все и припомнить трудно. Но наиболее яркие случаи, конечно, надолго остались в памяти, как и эта история про приключения флотского старлея в бурные перестроечные времена…
В утреннем рейсовом автобусе, едущем в бухту Малый Улисс и везущем к месту службы разнообразный флотский люд, в то время часто можно было встретить долговязого и длинноносого старшего лейтенанта в идеально пригнанной и тщательно отглаженной форме, но уже с утра основательно «поддатого», что, в общем-то, абсолютно не было типично для корабельных офицеров того времени, предпочитавших выпивать преимущественно после службы. Он сходил на предпоследней остановке и неестественно твердой походкой направлялся на КПП бригады ракетных катеров охраны водного района, держась особняком от общей толпы офицеров и мичманов, деловито спешивших на корабли к подъему флага.
Танкеры нашей бригады стояли почти рядом с пирсами катерников, поэтому узнать, что это за необычный офицер завелся по соседству, не составило особого труда. Мичман с продсклада весьма подробно рассказал, что это старший лейтенант Саша по прозвищу Румпель со «102-го» катера, он таким образом хочет уволиться с флота. Не нравится, вишь, ему, что катера ОВРа почти не плавают, а его корабль и вовсе передают во Вьетнам. Но командира бригады такими фортелями не проймешь, а вся бригада Саше сочувствует, потому как парень дюже хороший, да и моряк грамотный. Мичман-рассказчик заочно учился в политехническом институте на кораблестроительном, так Саша помогал ему с курсовыми.
Первый раз мы встретились с Сашей, когда он был начальником патруля и торчал на конечной остановке автобуса с двумя матросами. Вопреки обыкновению он был трезв, элегантен и в весьма изысканных выражениях выговаривал двум курсантам ТОВВМУ за нарушение формы одежды. Курсанты маялись, не в силах перенести вежливо-язвительный тон, но крыть было нечем.
На худощавом, интеллигентном лице Саши выделялись большие выразительные глаза и внушительных размеров нос, формой и величиной отдаленно напоминавший шлюпочный руль, и теперь стало понятно, откуда взялось его прозвище. Своим носом он походил на известного литературного героя Сирано де Бержерака и наверняка имел из-за этого в ранней юности кучу комплексов.
Однажды очень ранним утром нас вдвоем с электромехаником Капито-нычем общество делегировало на мыс Чуркин для закупки спиртного на предстоящую свадьбу весьма уважаемого на судне человека – второго механика Семена Семеныча Кривоногова.
В те суровые времена приобретение ящика водки без талонов было по-ступком весьма незаурядным, а сам процесс сопровождался разного рода конспиративными мероприятиями. Поэтому мы, в утренних сумерках подъехав к нужному дому, сначала подошли к старичку, сидевшему с собакой возле песочницы на детской площадке, и тихонечко спросили про товар.
Дед, подозрительно оглядевшись, шустро сбегал в подъезд, потом помахал нам оттуда рукой. Оно и понятно – одному деду ящик не осилить, надо идти в квартиру. На условный стук дверь открыла здоровенная деваха с фингалом под глазом и молча показала пальцем в соседнюю комнату, где штабелем стояли ящики с водкой. В комнате нас ждал «приятный» сюрприз в виде лежащего на раскладушке в полной форме и надраенных ботинках Саню Румпеля, по всей видимости, павшего в неравной борьбе с зеленым змием. На лице его пробивалась черная щетина, – видать, Саня «зависал» здесь достаточно давно. Надо было парня выручать, и мы с Капитонычем, прихватив водку и таща на себе слабо мычащего Румпеля, кое-как влезли в машину и помчались на судно.
В шесть утра Саня, придя в сознание, уже отмокал в ванне судового изолятора и приводил себя в надлежащее морскому офицеру состояние. Был понедельник, и надо было идти на службу.
За чашкой крепкого кофе, гладко выбритый и отутюженный, Саша в моей свежей форменной рубашке поведал нам с «электромехом» свою историю. После Ленинградского ВВМУ имени Фрунзе и недолгой службы командиром взвода во флотском экипаже Саша, полный радужных надежд, прибыл на Тихоокеанский флот. Однако вместо большого противолодочного корабля «Таллин», куда он был назначен штурманом, его временно перебросили на ракетные катера (БПК «Таллин» уже четыре месяца был на боевой службе где-то в Красном море и скоро не ожидался). Временное быстро превратилось в постоянное. Началось тоскливое для моряка стояние возле пирса. Служба как-то сразу не заладилась, и Саша, упавши духом и признав свою морскую жизнь конченной, решил уйти с флота. А не тут-то было! Рапортам его никто хода не давал, и он решил идти другим путем – запить, чтобы быть уволенным «по дискредитации». И, преодолевая отвращение, стал демонстративно появляться выпившим на службе. «Войдя в образ», Саша уже начал не на шутку спиваться, но с флота, как ни странно, его никто увольнять не спешил.
Нашел, парнишка, кого пьянкой на флоте удивить! Общеизвестно, что разовая доза русского моряка равна двум смертельным дозам английского, и начальство с нездоровым любопытством наблюдало, когда Саша перебесится, подбадривая его время от времени разносами и выговорами.
Немного подумав, мы с Капитонычем предложили Саше другой метод, уже проверенный до него. Он должен был резко бросить пить и заняться чтением какой-либо абсолютно необычной для нормального советского офицера литературы – вроде «Двенадцати цезарей» Светония или «Капитала» Маркса, а еще лучше обоих вместе.
Книга про житие римских цезарей с дарственной надписью от знакомого одессита-лейтенанта уже давно, еще с армейской службы, валялась в моем чемодане.
С ее помощью одному веселому и кучерявому доктору-двухгодичнику, органически не переваривавшему военные порядки, удалось покинуть строй-ные армейские ряды с диагнозом «вялотекущая шизофрения». На радостях он ее мне и подарил. Больше пяти страниц этой занятной книжонки я не смог осилить и за три года плаваний – охватывала такая жуткая тоска, что хотелось с воем сигануть за борт.
Обнадеженный Саша, прихватив книгу, лихо перемахнул через забор и умчался в часть. Через две недели он, будучи в патруле, пришел к нам на судно и, обрадованно потирая руки, сказал, что «процесс пошел». Поскольку для усиления эффекта Румпель начал по вечерам демонстративно конспектировать еще и ленинские работы и изучать решения партийных съездов, то сразу же попал в поле зрения начальника политотдела.
А еще через неделю к нему стал присматриваться и флагманский врач бригады, заводя всякие невинные разговоры про особенности человеческой психики.
Кто знает, как далеко бы зашел Саша, если бы однажды мы с ним не пошли посоветоваться к знакомому по институту врачу-психиатру, принимавшему во флотской поликлинике. Молодой майор, для начала обложив нас отборным матом, за полчаса уладил все Сашины проблемы – в поликлинике проходил медкомиссию экипаж сторожевого корабля «Летучий», на котором открылось вакантное место штурмана, взамен заболевшего. Сторожевик через неделю уходил на боевую службу в Индийский океан, и все формальности по переводу не заняли много времени, – надо сказать, к обоюдному удовольствию сторон.
В следующий раз мы с Сашей встретились через два года во Вьетнаме, в Камрани, на параде 23 февраля. Я, естественно, находился в толпе зрителей, а Саша вышагивал в первых рядах офицеров экипажа своего сторожевика. На плечах его элегантной парадной тужурки блистали золотом погоны капитан лейтенанта, левая рука придерживала кортик, правая – четко держала «под козырек». Штиблеты надраены до зеркального блеска, а об стрелку на брюках можно было порезаться. Его фуражка с безукоризненно-белым чехлом возвышалась над головами других офицеров больше чем на полметра. Длинный нос, горделиво вздернутый вверх и направо, как корабельный форштевень, надо сказать совершенно Сашу не портил и даже придавал ему некоторый шарм.
Позади развалистым морским шагом, сверкая на солнце белыми форменками и чехлами бескозырок, четким строем шли загорелые дочерна матросы. Слитный грохот матросских хромовых ботинок заглушал даже барабанный бой. Это был его боевой, сплававшийся экипаж, и Румпель был явно и по-хорошему счастлив.
Воистину был прав Козьма Прутков – «Каждый человек всенепременно приносит пользу, будучи употреблен на своем месте».
Но встретиться на сей раз нам с Румпелем не удалось – поздно вечером в окружающих базу джунглях началась яростная стрельба. В темноте перекрещивались разноцветные трассеры, гулко ухали минометы. К громадным складам боеприпасов, оставленных еще американцами, прорывалась какая-то диверсионная группа. Ее оттеснили в лощину и уничтожили плотным огнем из «Шилки» (зенитная самоходная установка ЗСУ 23-4). В бою погибло несколько вьетнамских солдат и двое матросов из нашей морской пехоты. Вечером наш танкер срочно покинул Камрань, увозя в рефрижераторном трюме «груз 200», адресованный в Белоруссию и сопровождаемый мичманом.
Вообще Камрани в том году очень не везло – незадолго до праздника бесследно исчез самолет-разведчик Ту-95РЦ со всем экипажем, и летчики, в одночасье потерявшие друзей, ходили по гарнизону с мрачными лицами.
А Румпель, наверное, давно уже стал адмиралом. Кто знает…