Морская педагогика

Над Русским островом весело сияло полуденное солнце. Из-за сопок, окружающих бухту Новик, в трех местах поднимались клубы густого черного дыма – три корабля из бригады консервации с экипажами из «переподготовщиков» готовились к выходу в море на учения. Танкер вспомогательного флота «Владимир Колесницкий» ожидал их на внешнем рейде для отработки дозаправки на ходу и сопровождения на артиллерийский полигон – корабли должны были потом передаваться кому-то из наших многочисленных африканских и азиатских друзей, в большом количестве отиравшихся в городе.
В ходовой рубке танкера, стоящего на якорях, капитан Владимиров, сидя в кресле и рассеянно глядя в бинокль на сопки, проникновенным ироническим басом изрек: «Заклубился дым вонючий – вышел в море флот могучий!». Смешливый рулевой матрос Цема залился хохотом и в изнеможении повис на штурвале.
Капитан втихомолку пописывал лирические стишки и стеснялся этого обстоятельства как разрушающего устоявшийся имидж сурового морского волка. Это, впрочем, не мешало ему зычно разносить нерадивых подчиненных с грамотным применением ненормативной лексики – наиболее доходчивого вида устного народного творчества, широко используемого командным составом ВМФ.
Однако прославился как маститый поэт он совсем недавно, когда перед приходом из долгого рейса на кормовой надстройке танкера был вывешен кумачовый транспарант с вполне приличными на вид стихами, заканчивавшимися фразой: «…в родную базу прибыл «Колесницкий», свой потный на волнах оставив след!». При швартовке кормой белые буквы на ярко-красном фоне произвели неизгладимое впечатление на встречающую публику. Острые на язык бригадные штурманы долго еще при случае на это намекали, демонстративно брезгливо поглядывая на штиблеты членов экипажа танкера, якобы постоянно оставляющие мокрые следы.
Из бухты медленно показался серый низкий корпус эсминца с архаичными очертаниями мачт и башен главного калибра, следом из-за мыса завиднелся острый форштевень сторожевика.
Тридцатка-бис! Похоже, старина «Вразумительный» выполз. И пара эскаэров-полсотых! – сказал всезнающий начальник радиостанции Володя Онощенко. Он на пару с судовым доктором почти наизусть заучил справочник по боевым кораблям и всегда выступал в качестве эксперта.
– Начальник, а вот слабо стишок какой-нибудь сочинить? Знаю ведь, что потихоньку балуешься, – неожиданно сказал капитан, поигрывая ремешком бинокля.
– Эт-то мы мигом! – воодушевился начальник и с псевдопоэтическим завыванием экспромтом начал:
Над Улиссом встало солнце – рыжая паскудина!
Вышел в море «Колесницкий» – ржавая посудина…
– Ни хрена в тебе патриотизма нет, начальник! Дуй-ка к себе в рубку, скоро снимаемся, открывай вахту! И скажи Молодову, чтобы «Каштан» отрегулировал – хрипит. Доктор, а вы что скажете?
Доктор, выглянув из штурманской рубки, где он помогал старпому подклеивать карты, слегка задумался, ибо виршами отродясь не баловался.
– А на медицинские темы можно? Цитату!
– Валяйте!
– Э-э-э… Блажен лишь тот, кто поутру имеет стул без понужденья!
– Да-а! Тут романтикой тоже не пахнет! Ну да ладно, шутки кончились, начинаем воевать!
Капитан, нажав красную кнопку (по помещениям понесся сигнал обще-судовой тревоги), поднес к губам микрофон и четким командным голосом произнес: – По местам стоять, с якоря сниматься! Баковым на бак, ютовым на ют!
Сразу все пришло в движение – по шкафутам, громыхая тяжелыми бо-тинками, понеслись матросы боцманской команды в оранжевых спасательных жилетах и касках, по своим постам разбежались механики и мотористы. Захлопали задраиваемые люки и двери, из трубы пыхнуло колечко дыма. Пошел шпиль, с грохотом выбирая якорь-цепи, с которых матросы из шлангов забортной водой сбивали донную грязь. Судно задрожало и медленно тронулось, постепенно набирая скорость. За кормой вскипел белый бурун, и сразу появились чайки, ловко выхватывающие из воды оглушенную винтом рыбу.
Эсминец со сторожевиками нестройной кильватерной колонной, грозно вращая башнями и антеннами, словно разминаясь, и густо дымя, уже прошли мимо, им предстояло еще «пробежать» по мерной миле и полигону размагничивания. Некогда грозные и современные боевые корабли, хотя и подкрашенные, сейчас воспринимались как стайка принаряженных военных пенсионеров на празднике 9 Мая. Еще бравые, но уже не то…
Танкер за это время должен был сходить в бухту Стрелок, чтобы дозаправить топливом и пресной водой авианосец «Минск», стоящий на рейде. Рутинная операция, которую танкер выполнял каждую неделю, ибо гигантский корабль был необычайно прожорлив.
Судно шло заданным курсом по совершенно спокойному днем морю, и капитану можно было немного расслабиться и заняться воспитанием неразумных подчиненных. Надо сказать, что наш кэп был прирожденным педагогом, ну прямо Макаренко в военно-морском варианте. Любил он это дело!
– Старпом, героев на мостик! – потирая руки, приказал капитан. Народ на мостике нездорово оживился. В рубке появились две согбенные раскаянием и тяжелым похмельем фигуры четвертого и пятого помощников капитана, облаченные в новенькую, но уже изрядно помятую и запачканную парадную форму. Юные орлы-штурманы, два дня назад назначенные на «Колесницкий» после окончания Ломоносовской мореходки, получив аванс, при полном параде направили свои стопы в «Челюсти» (ресторан «Челюскин»), где набрели на группу таких же свежеиспеченных лейтенантов-подводников. Изрядно набравшись и покуролесив, молодежь решила после кабака заполночь направиться догуливать в гости к подводникам в бухту Малый Улисс.
Не найдя подходящего транспорта, веселая компания обнаружила возле ресторана единственную на весь Владивосток телегу на резиновом ходу и, за изрядную сумму уломав деда-возницу, военно-морской конный экипаж, блистая погонами и шевронами и оглашая нестройным пением полутемную в это время улицу Ленина, отправился в дальний поход (четыре мили по прямой). Однако возле «Ваньки с дудкой» (памятник на центральной площади) моряки были перехвачены военным патрулем (сухопутным) и радостно препровождены в комендатуру. Там, разобравшись по погонам и нашивкам, кто есть кто, подводников оставили в офицерских камерах, а «полувоенных» штурманов забрал дежурный по бригаде и сонных отвез на «Колесницкий», где вахтенные бережно разнесли их по каютам. Подъем и выход на рейд они, естественно, проспали. Однако основной флотский принцип был соблюден – физические тела юных штурманов находились в замкнутом пространстве кают между форштевнем и ахтерштевнем родного судна, где им и надлежало находиться по судовой ро-ли. Все остальное имело вспомогательное значение.
Намечаемые воспитательные мероприятия особым разнообразием не отличались. «Раздолбать салаг – и в строй! Лишних штурманов у меня нет! Месяц без берега и по выговору! С-салаги, мать их за ногу!» – лаконично выразился по телефону комбриг.
– Из пацанов толк выйдет – громко начали! – в свою очередь констатировали механики за завтраком в кают-компании.
Капитан произнес, демонстративно не глядя на «пацанов» и не называя фамилий:
– Четвертый, взять бинокль и вести визуальное наблюдение по курсу, докладывать через каждые пятнадцать минут! Пятый, следить за изменениями компасного курса и репитерами. Докладывать об изменении курса и оборотов! Вести записи в ЗКШ (записная книжка штурмана).
Процесс пошел! Худощавый четвертый помощник Витя осипшим, пре-рывающимся голосом докладывал о проходивших судах, пролетающих чайках и проплывающих бревнах с указанием курсовых углов и расстояния в кабельтовых и дрожащими руками записывая данные в свою штурманскую книжку, ходуном ходившую в руках.
Коренастый Слава, согнувшись вопросительным знаком (приборы были почти у пола), заикаясь, потея и мужественно борясь с тошнотой, докладывал о курсе и изменениях оборотов. Капитан, искоса на него взглянув, безжалостно произнес:
– Вот так и стой! Ракообразно! Привыкай, брат, – в штабе это самая любимая поза!
В рубке стояла мертвая тишина. Воспитательный процесс – дело святое! Все только переглядывались. Капитан, держа марку, с непроницаемым видом слушал доклады, кратко отвечая: «Есть!», «Добро!». Время шло медленно. На горизонте уже замаячили сопки бухты Стрелок. Неожиданно капитан, посмотрев на часы, рявкнул:
– Четвертый! Почему не докладываете метеообстановку по правому борту?
Витя дрожащим голоском проблеял:
– З-з-закат с-солнца, курсовой угол тридцать. Красного цвета, шаровидной формы и, э-э-э, и без лучей…
– Не препятствовать! – строго сказал капитан и неожиданно захохотал!
И все в рубке облегченно засмеялись – затянувшийся педагогический процесс закончился.
– Так! Семнадцать часов. Старпом – команде ужинать! Алкоголикам – тоже! Нашли, мля, с кем пить, – с подводниками, они же «шило» десертными ложками хлебают! Вон доктор с водолазами разок попил – так они его на спине к трапу подносили.
Смущенный доктор спрятался за тумбу локатора.
Сбив фуражку на затылок, капитан лихо съехал по трапу к своей каюте. Юным штурманам «влепили» по выговору и месяц не давали увольнения на берег. Впоследствии за ними числилось еще немало славных подвигов.
Ребята много и подолгу плавали, быстро росли в должностях. Витя уже через полтора года стал старпомом на ледоколе «Вьюга» (хотя, собственно, это был лишь его обгорелый остов, до списания числящийся за бригадой). И, тем не менее, старпомовские шевроны красиво лежали на его погонах. А Слава и доныне «капитанит» на одном из танкеров славной 35-й бригады морских судов обеспечения.